Карнакки – охотник за привидениями

Из-за этого шпионажа, иначе просто не выразиться, я предпринял особые предосторожности в отношении своей сделки с этим амстердамским негоциантом. Я звонил ему из аппарата в кабаре, называл свое имя только тогда, когда он брал трубку, и придерживался всех прочих необходимых в данной ситуации предосторожностей. Я предложил ему встретиться в Амстердаме у заднего фасада дворца, подальше от кафе.

Я подъехал в такси к задворкам дворца и велел водителю подождать, пока я прогуляюсь по большой площади. Там я встретился со своим деловым знакомым, усадил его в такси и приказал водителю ехать к образцовым сыродельням.

– Вас и в самом деле интересуют сыроварни, кэптен? – с улыбкой спросил мой знакомый.

– Никс! – ответил я ему на его родном языке. – Я всего лишь хочу как можно дальше отъехать от кафе. Нас не должны видеть вместе. Когда мы окажемся в нужном месте, я предоставлю вам такси, а сам вернусь на трамвае. Должно быть, вам придется заплатить водителю. Но если нас увидят вместе, в Нью-Йорк будет послана телеграмма, и как нетрудно предположить, меня будут ждать на причале с распростертыми объятиями… и тогда мне черта с два удастся протащить товар в обход таможни.

Он кивнул, и мы занялись обсуждением деловых вопросов.

Добравшись до этих самых сыроделов, мы произвели деловую трансакцию на помянутую сумму в 12 375 фунтов, каковую я выплатил ему в чистой валюте, а взамен получил шесть действительно чудесных жемчужин, на чем сделка, собственно, и была завершена.

– Ну а теперь я пошел, – проговорил я, поднимая руку, чтобы остановить такси. – Думаю, что мы в безопасности, однако лучше расстаться здесь.

– Shoost so, – согласился он, и я выпрыгнул из кабины.

– Назад в Амстердам, – сказал я водителю и отошел в сторону, в то время как мой партнер повернулся ко мне с полным благодарности выражением на лице – за то, что я обставил дело так аккуратно.

И тут, в тот самый момент, когда таксист вновь запустил свою таратайку, этот подлинный осел среди коммерсантов выставил свою круглую и жирную физиономию в окошко авто…

– Топри путь, кэптен! – просиял он как новоявленная луна в полнолуние. – Унд их буду рат услышать, что вы благополучно миновали таможню.

– Скройтесь в машине, идиот! – воскликнул я. – Живо!

Он вздрогнул, лицо его исчезло в недрах кузова – с внушительной скоростью для столь жирного человека. Едва он сел, машина стронулась с места, отъехала от меня и наконец исчезла вдали.

Проводив автомобиль взглядом, я осмотрелся по сторонам и вытащил сигарету, при этом успев заметить человека, с неоправданной поспешностью исчезнувшего за дверью одной из небольших деревенских лавочек, находившихся чуть дальше на короткой улочке. В движении этом было сразу нечто знакомое и подозрительное. Зачем человеку скрываться за дверью этой лавчонки, едва появившись из нее? И почему движение это непонятным образом что-то напомнило мне?

Я подошел к двери лавки – одной из типичных голландских, под завязку полных медными подсвечниками, неведомого назначения горшками, а также – якобы – старинной мебелью, выжидающими своего часа, чтобы обрушить свое очарование на одного из представителей ослиной разновидности туриста.

Войдя в помещение, я получил возможность в течение, наверно, полной минуты взирать на спину, показавшуюся мне знакомой… весьма туристическую, в худшем британском стиле, благодаря которому континентальные портные уже не первый век дышат ядом на Альбион. Однако я был уверен в том, что знаю этого, так сказать, Мужчину в Клетчатом Пальто – ну и в брюках, конечно, ну и естественно в гольфах, которые посрамили бы чистокровного кокни[19].

Я нисколько не сомневался в том, что интерес этого типа к какой-то немыслимой тарелке, которую он изучал, являлся всего лишь предлогом, позволявшим скрывать от меня свою пресветлую физиономию, однако проявлял выдержку. И поскольку я терпеливо оставался за его спиной, стоявшая за прилавком женщина не стала навязывать мне сделанную из мореного дуба колыбель для младенца, которого у меня нет, очевидно полагая, что я являюсь другом этого господина в клетчатом пальто, и просто ожидаю его, что со всей точностью и справедливостью описывало мое занятие.

Наконец, тарелка уже не могла предоставлять возможность для молчаливого изучения; мужчина снял ее со стены и подал женщине с немой отрешенностью.

– Сколько?

– Двадцать флоринов? – не покраснев, ответила женщина.

Несчастный заплатил, взял свою покупку и торопливо выскочил из лавки, попутно опрокинув дубовую колыбель и повалив с полдюжины бирмингемских[20] подсвечников в своем стремлении остаться повернутым ко мне спиной и одновременно не произвести впечатление калеки или умственно дефективного человека.

Но я все же узнал, кто он такой, потому что один раз успел увидеть его в профиль. Это был Джеймс Аткинсон, один из самых активных агентов таможни на европейском берегу разделяющей нас «запруды».