– Не знаю, насколько это касается вас, сэр, – проговорил он, – но, на мой взгляд, может заинтересовать. Ветер вырвал эту бумажку из рук одного из таможенников, и я наступил на нее, пока они озирались по сторонам, пытаясь выяснить, куда она улетела. Я подумал, что ее следует немедленно показать вам.
– Она действительно непосредственно относится ко мне, мистер Грэм, – мрачным тоном проговорил я, прочитав мятую бумажонку.
– Ну и коварная чертовка! – услышал я произнесенные им негромко слова; старший помощник тоже догадался, кто мог написать эту записку. Жестокую, короткую и вполне содержательную:
– Быть может, сэр, еще есть время вывернуться, – произнес старпом вслух. – Теперь, когда они потеряли эту записку, им придется снова обратиться к ней за инструкциями. Может быть вам стоит сходить в штурманскую рубку и самому достать все, до того как это сделают они. Возможно, у вас еще хватит времени. Выложите чертову хрень на стол, пока они не заставили вас это сделать. Я бы поступил именно так!
Я посмотрел на него. Смею сказать, он, наверно, решил, что я слегка растерялся. Кажется, я покачал головой, ибо ситуация была настолько скверной, насколько мог я заподозрить в своих худших предположениях; однако в этот момент я думал не столько о «ловушке», которую с таким тщанием приготовила мне таможня, сколько о полном крушении моей веры в женщин как таковых.
– Мистер Грэм, – проговорил я, – мужчину можно считать полным и окончательным ослом, если к тридцати годам он не научился не доверять всем женщинам как таковым!
– Да, сэр, – ответил он совершенно серьезным тоном. – Если только женщина, о которой идет речь, не является его матерью.
– Именно так! – согласился я. – Если только она не является его матерью. Однако, черт побери, все они не могут быть нашими матерями. Да, я сейчас поднимусь в свою штурманскую рубку. Нет, не надо идти со мной, мистер Грэм. Сделанное назад уже не воротишь.
«Но какое предательство… Боже мой! Какое хладнокровное и жестокое предательство!»
Прежде чем войти в штурманскую рубку, я сперва заглянул в заднее окошко. Таможенники уже были на месте… четверо. И тут я услышал голос мисс Малбри. Теперь я увидел и ее – она стояла по правому борту, спиной ко мне, и с абсолютным хладнокровием управляла операцией. Очевидно, за ней послали, обнаружив, что потеряли бумажку, – чтобы она объяснила, как работает потайное устройство в стальной балке.
– Нет, – говорила она. – Седьмой болт с правой стороны. Поверните его налево. Правильно. Да. А теперь второй болт с левой стороны. Его надо повернуть направо. А теперь, Мейс, двадцать пятый болт от правого борта и двадцать девятый болт от левого. Шевелитесь же! Я не хочу, чтобы капитан застал меня здесь. Потяните…
Я открыл дверь и вошел в рубку.
– Простите за несколько преждевременное явление, мисс Малбри… но позвольте спросить, что вы делаете в моей штурманской рубке?
Я придержал дверь, чтобы она могла выйти, однако леди не обратила на меня внимания; только ухо и щека ее, насколько я мог видеть, залились румянцем. Я был отчасти доволен тем, что ей все-таки стыдно за себя.
– Вынужден просить вас покинуть штурманскую рубку, мисс Малбри, – сказал я спокойным тоном. – Эта часть корабля закрыта для пассажиров.
– Да ладно вам! Бросьте, кэптен! – проговорил мужчина по фамилии Мейс, стоявший на моем рабочем столе и неуклюжими движениями возившийся с болтами. – Наконец-то мы застукали вас, кэптен, и наверху за вас никто заступаться не будет… Это те самые, мисс? – он поглядел через плечо на мисс Малбри.
– Да, – ответила она голосом более похожим на шепот. – Тяните параллельно палубе и ровно.
– Подается, – сообщил всем нам мужчина. – И вы, капитан, скоро окажетесь в том месте, где мы хотели вас видеть все эти два года, если не больше!
Я не стал ничего отвечать, но подошел к телефону и позвонил старшей стюардессе.
– Прошу вас немедленно явиться в мою штурманскую рубку, мисс Аллен, – сказал я. – И приведите с собой пару стюардесс.