– Спустить три больших паруса, – приказал он помощнику, – и скажи ребятам, чтобы подняли фонари. И чтобы все были внизу задолго до наступления темноты.
Выслушав приказания, помощник отправился исполнять их.
– Сегодня я никого по реям не пошлю, – сказал мне капитан. – Я уже достаточно потерял людей подобным образом.
– Но может быть, это только тень, капитан, – проговорил я, с искренним усердием рассматривая серое пятно на востоке. – Или клок тумана, или опустившееся вниз облачко.
Я и сам не верил своим словам, хотя и произносил их. Что касается старого капитана Томпсона, он не стал утруждать себя ответом, но просто протянул руку, чтобы забрать у меня свой бинокль.
– Оказавшись вблизи, они редеют и исчезают, – промолвил он наконец. – Я это знаю, потому что часто видел их. Облачка эти останутся возле корабля, только ни ты, ни я, и никто другой их не увидит, но они будут рядом. Хотелось бы мне, чтобы уже настало утро. Вот так!
Он снова передал мне бинокль, и я начал по очереди рассматривать каждую из приближающихся к нам теней. Все произошло именно так, как говорил мне капитан Томпсон. По мере своего приближения к нам они таяли, становясь прозрачными, и, наконец, растворились в сером сумраке, так что я вполне мог вообразить, что видел всего лишь четыре серых облачка, естественным образом исчезнувших и ставших неосязаемыми и невидимыми.
– Жаль, что я не убрал и брамсели, хотя собирался это сделать, – заметил, наконец, капитан. – Не могу даже подумать о том, чтобы послать сегодня людей по реям, если только не возникнет истинной необходимости.
Отойдя в сторону от меня, он бросил взгляд на циферблат анероида[7]
и отправился дальше уже с несколько более довольным видом, пробурчав на ходу:– Хоть стрелка-то на месте стоит…
К этому времени все матросы уже спустились на палубу, и сгустившаяся ночь не мешала мне наблюдать за странными, растворявшимися в пространстве тенями, приближавшимися к кораблю.
Тем не менее, можете представить себе, как я чувствовал себя на полуюте рядом со старым капитаном Томпсоном. Я то и дело бросал через плечо быстрые и нервные взгляды. Мне казалось, что во тьме за поручнями таится неведомая и непонятная тварь, разглядывавшая корабль.
Я расспрашивал капитана на тысячу ладов, однако не мог извлечь из него ничего, кроме того, что ему уже было и так известно. Казалось, что он просто был не в состоянии открыть свои знания кому бы то ни было, однако я не мог обратиться ни к кому другому, поскольку весь экипаж корабля, включая помощников, был набран из новичков, что само по себе было фактом многозначительным.
«Ты все увидишь собственными глазами, мистер», – такими словами капитан отвечал на все мои расспросы, и мне уже начинало казаться, что он боится выразить известные ему факты словами. И все же однажды, когда я тревожно оглянулся назад, ощутив, что нечто находится за моей спиной, он заметил с прежней невозмутимостью: «Опасаться нечего, мистер, пока ты находишься на палубе и на свету».
Учитывая ситуацию, самообладание его следует назвать чрезвычайным. Капитан, казалось, не испытывал за себя страха.
Вечер шел без происшествий до одиннадцати часов, когда на корабль без малейшего предупреждения обрушился яростный порыв шквального ветра. В голосе урагана звучало нечто чудовищное и сверхъестественное; казалось, что некая сила использовала стихию в своих адских целях. Однако капитан сохранял спокойствие. Спустили три брамселя. За ними последовали три верхних топселя[8]
. Тем не менее, шторм все грохотал над нами, почти заглушая голос парусов в ночи.– Пусть рвутся в клочья! – крикнул капитан мне на ухо, стараясь перекричать ветер. – Не могу помешать этому. И не пошлю наверх ни одного человека, пока не начнут трещать мачты. До тех пор я спокоен.
Ветер не стихал после этого почти целый час и даже только усиливался, пока в полночь не пробили восемь склянок. Все это время мы со шкипером расхаживали по полуюту, и он то и дело поглядывал во тьму над головой, где хлопали и трепетали паруса.
Я, со своей стороны, не мог сделать совсем ничего. Мне оставалось только озираться вокруг и вглядываться в полнейшую тьму, в которой словно бы застыл наш корабль. Постоянный напор ветра и производимые им звуки поддерживали в душе моей постоянный ужас, ибо нечто сверхъестественное явным образом разгуливало в атмосфере. Впрочем, не могу сказать, насколько чувство это было порождено подлинной реальностью, а насколько разгулявшимися нервами и разбушевавшимся воображением. Могу только сказать, что при всем моем опыте мне никогда не случалось переживать ничего подобного выпавшему на мою долю во время того шквала испытанию.
Когда пробили восемь склянок, и на палубу вышла новая вахта, капитану пришлось послать всех матросов на реи, чтобы убрать паруса, поскольку он уже начал беспокоиться, что потеряет мачты в случае дальнейшего промедления. Приказание было исполнено, и барк обрел соответствующий шторму вид.