Карнавал

– Но это зло, – сказала Одноклеточная, чувствуя, что все ее аргументы проваливаются в пустоту. – А ты знаешь, что зло делать нельзя.

– Я не настолько глуп, чтобы тебе верить, – сказал Муся, – но я еще многого не понимаю. Расскажи мне обо мне.

– Я встретила тебя недавно, – начала Одноклеточная, – тогда ты был очень болен и выпрашивал деньги в метро. Ты даже не умел говорить. И зачем-то ты пошел за мной. Вначале я тебя боялась.

– Да, я помню, я пошел за тобой, ты мне понравилась, ты была добрая.

Одноклеточная испугалась, что покраснеет, и от этой мысли действительно начала краснеть.

– Откуда ты мог знать, что я добрая? – тихо спросила она.

– До сих пор мне снится сон, – сказал Муся, – и я постоянно просыпаюсь ото сна. Сначала я знаю, что проснулся, а потом понимаю, что это снова только сон. И когда я понимаю это, то я опять просыпаюсь.

– Непонятно, – сказала Одноклеточная.

Наверное, в его голове неверно замкнулись какие-то связи, подумала она.

– Ты была самым первым моим сном. Но я тебя хорошо помню. Ты была хорошим сном. А потом я проснулся и просыпался много раз. Сейчас я хочу содрать с тебя кожу. Я возьму нож… Или ножницы…

– Пожалуйста, не надо!

– Я разрежу кожу на спине и на животе, потом выверну ее, как перчатку…

– Остановись!

– Почему?

– Ты не можешь быть таким. Ты никогда не был таким.

Муся задумался.

– Я понимаю, – сказал он, – я правда понимаю. Я много понимаю. Но расскажи мне обо мне.

– Тебя вылечили, – сказала Одноклеточная, – ты первый человек, которого смогли вылечить от врожденного слабоумия.

– Я не человек, – возразил Муся.

Одноклеточная почему-то испугалась его слов.

– Тебе сделали операцию, – продолжила она, – для этой операции взяли мозг ребенка…

– Но это зло.

– Нет, ребенок все равно умирал.

– Но он бы не умер.

– А он и не умер, – сказала Одноклеточная, – он живет до сих пор. Я не знаю, как это получилось, но живет. Но он все равно не проживет долго.

– Я хочу быть таким, как все, – сказал Муся. – Почему я не могу быть таким, как все?

– Я точно не знаю, никто не знает. Все дело в том, что до тебя операции проводили только на крысах. И крысы становились очень злобными и жестокими, они убивали всех остальных крыс. Может быть, в их мозгу неправильно замыкались связи. Ты ведь тоже отвечаешь мне невпопад.

– Нет, это ты слушаешь невпопад, – возразил Муся. – Так вы ничего не узнали?

– Нет. Доктор Лист выяснял причину с помощью гистологических исследований, но так ничего и не выяснил.

– И решил выяснить на мне. Я выпотрошу этого доктора и сделаю из него чучело.

– Нет! – возмутилась Одноклеточная. – Доктор Лист гений, он тебя спас. Теперь все зависит только от тебя. Борись за себя. Если ты победишь себя, то ты не будешь желать зла. Ты станешь таким, как все.

– Неправильно, – сказал Муся, – победив себя, я сам же и проиграю. Скажи, почему ты сегодня без сережек?

– Ты откусил мне вчера кусок уха. Тебе так захотелось. Теперь я никогда не смогу носить сережки.

– А зачем тебе их носить?

– Потому что я женщина.

– Теперь ты говоришь непонятно.

– Ну как же? – удивилась Одноклеточная. – Все люди делятся на мужчин и женщин.

– А они делятся во взрослом состоянии? – спросил Муся.

– Нет, во взрослом состоянии они наоборот… – сказала Одноклеточная и от смущения не смогла продолжить фразу.

– Как – наоборот, соединяются?

– Просто я женщина, а ты мужчина.

– Почему?

– Потому что людей так создал Бог. Или природа.

– Нет, Бог лучше, – резонно заметил Муся, – а сам он делился или соединялся?

– Он един и всегда был един.

– Тогда с нами он что-то напутал. Но я не понял, в чем разница.

– Понимаешь, это сложно объяснить. Женщины слабые, а мужчины сильные. Женщины красивые и носят сережки, а мужчины должны быть умные. Мужчины любят женщин, а женщины любят, чтобы их любили. И главное, мужчины должны защищать женщин, иначе они не настоящие мужчины.

– Да, сказал Муся, – сейчас ты говоришь правду. Я вспомнил свой первый сон. Я шел за тобой для того, чтобы тебя защищать, потому что ты была женщина. Я помню твой дом, помню тебя, когда ты включила свет.

– Когда я выключала свет, меня не было видно, – сказала Одноклеточная.

– Нет, я тебя видел. Тебя освещали фонари. Ты часто сидела у окна в темной комнате. А я стоял, чтобы тебя защитить. А теперь я хочу тебя убить. Помоги мне.

Одноклеточная протянула руку.

– Вот тебе моя рука. Постарайся не сделать мне больно. Защищай меня. Видишь, моя рука слабая и хрупкая. Чего тебе хочется?

Муся потянул за мизинец.

– Мне хочется оторвать этот палец. Почему он не щелкает?

– Сдерживай себя, иначе ты никогда не станешь человеком.

Он слегка сжал ее руку в своей.

– Странно, – сказал он, – я чувствую твою руку, как свою. Будто бы ты продолжение меня. И мне не хочется отпускать твою руку, но я не знаю, чего мне хочется. Почему все так сложно?

Она приподняла ладонь. Его рука приподнялась тоже, как намагниченная. Одноклеточная почувствовала, что ее рука тоже хочет двигаться за чужой рукой. Муся перевернул ладонь, и ее ладонь перевернулась тоже. Ладони вели себя как две влюбленных рыбки в аквариуме, они забыли о том, что кому-то принадлежат.