Карнавал

Проходя мимо, брюнет-цареубийца взглянул на картинку, отметил старательность большеносого и выразил свое мнение презрительным уползанием губ вправо. Он откинул прядь волос, свалившуюся до самого подбородка, и снова стал кусать губы. Кусал он только одну губу и все время за один и тот же угол. Видимо, его губа отрастала наподобие прометеевой печени. У него была странная фигура – совсем без плеч, как казалось вначале, – но потом оказывалось, что плечи все же есть, только круто уходящие вниз. Его голова также свешивалась вниз, поэтому ему приходилось глядеть исподлобья. Его взгляд был внимательным и приятным, но двигался чересчур плавно – так движется телекамера кругового обзора.

Вдруг он остановился.

Большеносый оторвался от неоконченной картинки и взглянул на своего насторожившегося собрата. Несколько секунд ничего не происходило. Большеносый оперся локтем о стол и обернулся всем телом вокруг локтя, как вокруг шарнира. Ничего не заметив вокруг, он сымпровизировал гримасу на тему: всяким хлюпикам уже мерещится, снова повернулся вокруг локтя и взялся за карандаш.

– Я слышал шум на лестнице, – сказал цареубийца, обращаясь к пространству.

– Давай подождем, – согласился большеносый.

Цареубийца сел в кресло (кресло было из искусственной, свежевзрезанной ножом кожи, из-под кожи торчал поролон), наклонился и прислушался. Должно быть, он не умел долго сидеть в одной позе – ничего не услышав, он встал, сделал два шага и сел за стол, наклонившись вперед. В его наклоне было что-то от знаменитой падающей башни, он обязательно требовал подпорки. Он медленным движением приложил руку к лицу, не опираясь. Его взгляд и напряжение тощей шеи остались теми же.

На лестнице явно звучали шаги.

– Звони, – коротко сказал цареубийца.

Большеносый, не отвечая, сделал гримасу: мы еще посмотрим, кто у нас главный, и встал из-за стола. Теперь был виден его жирный зад и кобура, присосавшаяся к заду наподобие большого сытого клеща. Он воинственно повел задом и положил руку на кобуру.

– Я сказал тебе звонить, – сказал цареубийца.

Большеносый не обратил на него внимания. Он вынул пистолет.

Шаги послышались в коридоре. Цареубийца привстал.

Из-за двери вышел Мафусаил, остановился, зажмурился от яркого света.

– Стоять! – обрадовался большеносый. – Лицом, сволочь, к стене!

– Почему? – спросил Мафусаил. – Разве ты хочешь меня убить?

Он подошел к большеносому и неумело, но сильно ударил его в лицо. Пистолет выстрелил, посыпалась штукатурка. Большеносый перелетел за стулья, скрепленные скамеечкой, и не проявлял больше признаков жизни. Мафусаил подошел и наклонился над лежащим человеком. Казалось, что он целиком поглощен наблюдением. Цареубийца плавно стек со стула на пол и подобрал пистолет.

Мафусаил начал трещать пальцами. Потрещав, он обратился к цареубийце.

– Ты меня знаешь?

– Да, – сказал цареубийца, – мы дежурим здесь для того, чтобы ничего не случилось.

– Плохо дежурите, – сказал Мафусаил.

– Да, плохо. Уже случилось.

– Еще хуже. Сейчас только случится.

– Хуже?

– Значит, вы здесь для того, чтобы я не освободился и не ушел в город. Значит, для кого-то это важно, – сказал Мафусаил. – Ты видишь, мальчик, а я не так уж глуп.

– Я тоже, – сказал цареубийца.

– Ты этого не поймешь, – сказал Мафусаил, – но недавно я проснулся еще раз. Ты не поймешь, но я все равно скажу. Это так, будто ты протираешь паутину, за которой зеркало. С каждым движением ты видишь все больше. Если ты такой умный, то скажи мне, почему щелкают пальцы.

– Я не буду выполнять твоих условий!

Мафусаил снова отвернулся к большеносому.

– И что же? Ты меня застрелишь?

– Наверно. Да.

– Тогда стреляй.

– Я не буду выполнять твоих условий, – сказал цареубийца, в этот раз спокойнее. Сознание собственной силы это наилучшее успокаивающее средство, даже если это сознание – всего лишь иллюзия.

– Нет, не застрелишь, – сказал Мафусаил, – потому что ты не похож на меня.

Цареубийца молчал.

– Видишь, как ты глуп, – продолжал Мафусаил, – ты даже не понимаешь моих слов. Не стоит обижаться, я подозреваю, что все люди таковы. Смотри, а его пальцы не щелкают.

Он подергал большеносого за пальцы. Тот застонал.

– А сейчас будут щелкать, слушай.

Он сломал большеносому палец и одновременно ударил его по лицу. Был слышен хруст.

– Ну как, слышал? Звук не тот, но все же неплохо. Теперь ты понял, почему ты меня не убьешь?

– Сейчас я выстрелю, – сказал цареубийца.

– Не выстрелишь, потому что станешь таким же, как я. А ты ведь всегда считал себя особенным, правда? Тебе не хватит жестокости, поэтому ты меня не победишь. Ты же хочешь остаться человеком?

– Я человек.

– Нет. Человек – тот, кто смог победить свою жестокость. Я не человек. И ты не человек, пока ты не победил себя.

Он сломал еще один палец.

– Теперь стреляй, если сможешь.

Цареубийца сжался на стуле.

– Знаешь, почему ты не можешь выстрелить? Поэтому что я тебе морочу голову. Ты привык прислушиваться к словам, а сейчас ты ничего не понимаешь. Ты не знаешь, что тебе делать. Не думай – стреляй. Или я тебя заставлю.

– Нет.