«Дай, я тебя обниму, любимая».
Она отстранилась.
«Нет, не сейчас. Что нам делать с рекой?»
«Мы будем идти по берегу и найдем лодку. А потом будем долго плыть вниз по реке».
«Да, как Том Сойер.»
«Нет, как Гек Финн», – уточнил он.
«Нет, как мы с тобой. Обними меня, любимый».
Они долго шли вдоль реки, но лодки не было. Это была не Миссисипи. И они жили не в детской сказке.
Вскоре она устала.
«Ты сможешь нести меня на руках?» – спросила она.
«Сколько угодно».
«Не нужно, ты устанешь».
«Здесь не будет ни одной лодки».
«Я вижу», – сказала она.
«Холодно».
«Очень холодно. Я боюсь ночевать в лесу. Даже с тобой боюсь».
«Вон там огоньки. Это город или село».
«Но там нас не ждут».
«Ну и что?»
«Все равно – пойдем к огонькам», – сказала она.
Сейчас был день и огоньки не горели. Сейчас это был обыкновенный грязно-кирпичный привокзальный городок, который почему-то растянулся в длину и имел всего несколько улиц. Полупустой автобус остановился. Зашипели двери.
Он выходил последним.
– Вы давно работаете на этой линии? – спросил он у водителя.
– Да, с тех пор как женился, а теперь уже сын в техникуме.
– Вы когда-нибудь подвозили пассажиров бесплатно?
– Зайцами, что ли? – не понял водитель.
– Нет, просто не за деньги. Например, кто-нибудь вас попросит или споет.
– А, вы про этих. Таких сейчас полно развелось. Все в основном цыгане. Ходят и выпрашивают деньги. А за спиной маленький ребенок или покалеченный. Они их специально калечат – потом вырастает и продолжает деньги выпрашивать. Как такому не дашь?
– Нет, раньше. Лет пятнадцать назад. Вы не помните такого случая, чтобы в автобус сели дети, совсем без денег, и вы их собирались высадить, но мальчик вам спел, и вы их повезли?
– А, вам тоже рассказали эту историю. Да, было такое, и много шуму было. Но то был не я. Я их даже не видел, а хотел бы посмотреть. В то время я днем работал. У нас женщины еще хорошо тот случай помнят. Но вы, конечно, не местный?
– Нет, проездом, – сказал он и вышел.
Это была именно та автобусная остановка, к которой они вышли после полуночи. Пятнадцать лет назад. Маленький автобус желтел уютным теплом. В кабине водителя сидела настоящая живая кошка. Наверное, он возил ее с собою. Значит, водитель был добрый. Они решили выйти из темноты.
«Но у нас нет денег», – сказала она.
«Ты разве не ездила зайцем?»
«Ездила, но мне всегда было стыдно».
«А я не ездил, у моих всегда была машина. Зато интересно попробовать. Давай?»
«Давай».
Они вошли в автобус.
Кошка спрыгнула с переднего сиденья и подошла к ним. Кошка была ласковой. (Сейчас он не помнил, какая была кошка – рыжая или серая, пушистая или нет, большая или маленькая, помнил только ласковую кошку. Память сердца действительно сильнее.) Водитель обернулся.
«Покупайте билеты, я еду».
В вагоне больше не было пассажиров.
«Что делать?» – спросила она.
«А ну – марш из вагона», – сказал водитель.
Кошка влезла ей на колени и стала мурлыкать. Он взглянул на кошку и на ее колени – голые и замерзшие из-за прикосновений ночных трав. Ему показалось, что он чувствует то, чего не чувствовал ни один человек на земле. Она смутилась и поправила юбку.
«Ты меня до сих пор стесняешься?» – спросил он.
«Нет, но кошка – она все понимает».
Он погладил кошку и мягко столкнул с колен. Она задержала его руку – «теперь кошка не видит».
«Проваливайте, мне ехать пора», – возмутился водитель.
«Но у нас нет денег», – сказал он не отнимая руки.
«Нет, так вылазь».
«А можно, я вам спою?»
«Споешь?» – удивился водитель.
Он запел одну из песен Битлз, еще так мало известных в то время. В песне повторялась строка: «и я люблю ее».
«Пой, – сказал водитель, – мне нравится. Я везу вас до вокзала. Там все равно выйдете».
Он пел всю дорогу, а она держала его руку на своих коленях и очень стеснялась, хотя кошка уснула на переднем сиденье.
«Ты стесняешься меня?» – спросил он, когда они подъезжали к вокзалу.
«Нет, дурачок, конечно себя».
«Назови меня еще раз дурачком – так меня никто не называл».
«Мой дурачок, – сказала она, – если хочешь, будь дурачком».
Сейчас, спустя пятнадцать лет, он проехал тем же маршрутом. Но в этот раз он был сам. С тех пор сменилось пятнадцать поколений кошек и пятнадцать раз землю заметало снегами.
Он вышел примерно в том же месте.
Тогда здесь была площадь, а на площади памятник – величественные фигуры несли знамя в светлое будущее, которое так никогда и не наступит.
«Смотри, памятник», – сказала она.
«Зачем он здесь?»
«Чтобы помнить», – она прижалась к нему крепко-крепко, до боли.
«Я всегда буду помнить», – сказал он.
«Поклянись».
«Клянусь».
«Сильнее клянись».
«Клянусь, что не забуду тебя до самой смерти», – сказал он.
«Нет, не говори о смерти».
«Хорошо, я клянусь, что буду помнить всегда, даже после смерти. Так хорошо?»
«Я тоже буду помнить тебя после смерти», – сказала она.