Карнавал

– Не притворяйся, что не понял. Их номер.

– 427—214-15.

Одноклеточная набрала номер.

– Они вас убьют, – сказал доктор Д.

Она не обратила внимания на его слова. Номер был занят. Она набрала снова и кто-то поднял трубку.

– Слушай меня, тварь, – сказала Одноклеточная. – Я звоню от доктора Д. Он не станет делать операцию. Я сломала ему обе руки. Ты понял?

На другом конце линии прикрыли трубку рукой.

– Сейчас они будут здесь, – сказал доктор Д., – они вас убьют.

«Я слушаю», – сказал голос в трубке.

– Есть единственный хирург, который сможет сделать операцию вовремя, – сказала Одноклеточная. – Моя цена – сто тысяч. Сто тысяч, или он умрет.

«Кто со мной говорит?» – спросил голос.

– С тобой говорит Инфузория. И еще, в журнале есть ошибка. Ее сделали намеренно. Если кто-либо станет оперировать, используя записи, то пациент умрет. Моя цена – сто тысяч.

Она положила трубку.

– Боже мой, – заплакал доктор Д., – они убьют нас обоих!

Одноклеточная широко открыла окно. В комнате стало темно – ветерок задул почти догоревшую свечу. Все так же плакали падающие иголки. Вечер стал совсем синим. В сравнении с любыми нагромождениями человеческих дрязг природа все равно остается громадной.

– Смотри, – сказала Одноклеточная, – кажется, поднимается ветер. Сегодня был очень хороший день. Кто та женщина, которую я встретила у крыльца?

– Моя жена.

– Она некрасива.

– Я знаю.

– Вы просто привыкли друг к другу, да?

– Да.

– Когда она вернется?

– Она останется у соседей надолго. Она любит поговорить.

– Почему вам не о чем говорить?

– Не знаю, нам всегда было не о чем говорить, когда мы оставались вдвоем. Вначале я думал… Нет, не знаю.

– Ты прожил половину жизни, – сказала Одноклеточная, – зачем?

– Я не знаю.

– Смысл жизни в тех людях, которых ты любил и продолжаешь любить несмотря ни на что. Кто эти люди для тебя?

– Я не знаю.

– Что тебе нравится больше всего?

– Мой дом. Мне нравится этот лес, запах сосен.

– И все?

– И все.

– Мне жаль тебя.

– Не нужно этого говорить.

– Нет, – сказала Одноклеточная, – мне действительно жаль тебя. Я могу тебя убить без всякой жалости, но мне жаль твоей зря уходящей жизни. Это странно. Я не знала, что так может быть.

– Сейчас они приедут, – сказал доктор Д.

– Да, – ответил Одноклеточная, – сейчас они приедут.

32

Это могущественные существа, играющие в истории и метаистории роль столь же огромную, как и их телесные размеры. Если бы голову этого создания вообразить на месте Москвы, щупальца его дотянулись бы до моря. Они передвигаются с захватывающей дух быстротой, обладают даром речи и немалой хитростью. Происхождение их сложно и двойственно… Размножение этих крайне агрессивных и глубоко несчастных существ происходит путем, напоминающим почкование. Пола они лишены. Каждое детище становится тотчас смертельным врагом своего родителя и потенциальным его убийцей. Так возникли в метакультурах как бы династии уицраоров, преемственно наследующих друг друга после того, как умерщвлен родитель и пожрано его сердце. В большинстве метакультур существует одновременно лишь один уицраор либо один уицраор-родитель и одно или несколько его детищ, ведущих с отцом отчаянную борьбу. Борьба и уничтожение уицраорами друг друга – одно из самых чудовищных зрелищ метаистории…

Благоговение перед своим государством, переживание самого себя как участника в грандиозной деятельности великодержавия, культ кесарей или вождей, жгучая ненависть к их врагам, гордость материальным преуспеванием и внешними победами своего государства, национальное самодовольство, воинственность, кровожадность, завоевательный энтузиазм – все эти чувства, выявляющиеся уже в пределах человеческого сознания, могут расти, распухать, гипертрофироваться лишь благодаря уицраориальной энергии.

Роза Мира Протерозой, 21 апреля.

Дом стоял посреди старого абрикосового сада. Двадцать первого апреля на корявых деревьях появились первые цветки – рано утром еще розовые, но быстро, за несколько часов, взрывающиеся белизной – на концах веток зажглись первые весенние свечи. Из-за дальних тополей то и дело взлетали голуби; голуби поднимались очень медленно, натужно трепыхая ожирелыми крылышками, затем, устав от подъема, плавно скользили вниз. Некоторые голуби самонадеянно пытались лететь против ветра, но даже самый слабый ветерок легко сдувал их, будто пушинки одуванчика.