– Не так давно бразильский самолет упал на автостраду. Такое могло случиться с любым самолетом. Через несколько минут появилась специальная команда и начала закрашивать бразильские опознавательные знаки на фюзеляже. Это наш способ предотвращать то, что уже произошло.
– Это означает «сжигать архивы», – добавила Марилия.
– Вернее, «заметать следы», – поправила ее Лаура. – Это бразильский образ жизни. Поэтому мы такие свободные.
– Такое случалось не раз, – продолжила Марилия. – К власти приходит новое правительство. Отметая все, что делалось до него, оно отдает приказ уничтожить все документы прежних правительств. И мы начинаем новую жизнь, как после отпущения грехов.
– Мы – нация анархистов, – рассмеялась Лаура. – Мы все анархисты.
– История любой страны наполнена постыдными поступками. Мы предаем огню свидетельства бразильского стыда, а пепел рассеиваем по ветру, – заключила Марилия.
Стоящий рядом со столиком маленький эльф, ребенок лет шести, неодобрительно переводил взгляд с одного на другого. Они не ели орешки.
Марилия надела солнцезащитные очки и откинулась на спинку стула.
– Давайте, Флетч.
Флетч съел орешек.
Мальчишка-нищий мгновенно подскочил к нему с полным кульком.
Флетч достал из теннисной туфли пачку крузейро и заплатил ему за орешки. Раскрыл кулек и предложил его Марилии.
Она покачала головой.
– Вы тоже практикуете queima de arguivo? Вы в Бразилии, чтобы «сжечь архивы»?
– Многие, наверно, приезжают сюда по этой причине.
– Тем самым он становится бразильцем, – ввернула Лаура. – Почетным бразильцем.
– Поэтому-то вас и невзлюбил отец Лауры?
– Мой отец любит его, – возразила Лаура. – Любит. Дело лишь в том...
– Ее отец – ученый, – пояснил Флетч. – Профессор университета. Поэт.
Уже дюжина детей-нищих столпились вокруг Флетча, что-то нашептывая ему.
– Ну разумеется. Отавью Кавальканти. Я хорошо его знаю. Лаура чуть ли не моя племянница. Здесь, в Рио, ей следовало остановиться у меня.
– Он не выносит североамериканцев. Я – североамериканец.
На тротуаре, у самого бордюрного камня, застыла старуха, по виду сущая ведьма. Длинное, бесформенное белое платье, черные мешки под глазами, похожие еще на одну пару глаз. И всеми четырьмя глазами она уставилась на Флетча.
– Это не совсем верно, – улыбнулась Лаура. – Флетчер может приехать в Бразилию, может сидеть в этом кафе, пить карану, смотреть на проходящих мимо женщин. Моему отцу не разрешено посетить Соединенные Штаты Америки, читать свои стихи в Колумбийском университете. Вот чего он не приемлет.
– Я читал стихи вашего отца, – заметил Флетч. – Он говорит от лица простого человека.
Старуха в белом смотрела на Флетча, словно тот свалился с луны.
– Есть и еще кое-что, – Лаура уселась поудобнее. – Ты должен это признать, Флетч.
– Что же это? – спросила Марилия.
– Мой отец полагает, что Флетч не видит отличий в жителях Бразилии.
– Нигде нет такого единообразия, как в Бразилии, – ответил Флетч. – Мне это нравится.
– Это не единообразие... – Лаура тревожно глянула на Марилию.
– О да, – кивнула та.
– Мой отец говорит, что Флетч пытается понять бразильцев через людей, которых он знал раньше. Он не может увидеть другую нашу сторону.
– Я многого не понимаю.
– Ты многого не принимаешь.
Флетч широко улыбнулся.
– Многое недоступно моим глазам.
– Мой отец... – Лаура на мгновение запнулась. – Мой отец любит Флетча. Говорит, что как личность он удивительно открытый.
– Для североамериканца, – ввернул Флетч.
– Вы не сможете понять Бразилию, – глаза Марилии скрывались за темными стеклами очков. – Бразилия пускает к себе воров. Соединенные Штаты Северной Америки отказываются принять ученых и поэтов, которые борются за права простого человека.
– Вы считаете, что я – вор? – осведомился Флетч. Во всяком случае, старая карга, взиравшая на него с тротуара, видела в нем что-то экстраординарное.
– Вы сказали, что вам пришлось собираться в спешке.
– Совершенно верно.
– Вы ведете дела с Теу да Коста?
– Веду.
– Теудомиру да Коста – мой близкий друг. Насколько я понимаю, сегодня вечером мы встретимся на обеде в его доме.
– Хорошо.
– Теудомиру получает немалый доход, обменивая твердую валюту, в частности доллары, на крузейро, изумруды, золото. На этом он и разбогател.
При слове «крузейро» дети-нищие подступили еще ближе к Флетчу.
– Я думал, он начинал водителем такси.
– Теудомиру никогда не сидел за рулем такси.
Флетч достал деньги из теннисной туфли и отдал их Лауре, чтобы та расплатилась с официантом. Когда платила Лаура, изъясняясь на бразильском диалекте португальского языка, сумма обычно уменьшалась процентов на девяносто. Потом дал несколько крузейро самому маленькому из нищих.
– Марилия, – вступилась за Флетча Лаура, – в Бразилии у мужчины нет прошлого.
– У Флетчера может не быть прошлого. Тут я с тобой не спорю, Лаура. Я только не хочу видеть, как ты губишь свое будущее.
– У меня нет будущего. Только пианино.
– Бразильцы все в будущем, – возразила Марилия.
– Прошлое... будущее, – пробормотал Флетч.
– Я сказала что-то не то, – стушевалась Лаура.