Карнавал короля Иеронима

— Меня всего больше поражает смелость этого человека, — продолжала баронесса. — Очевидно, он явился сюда с целью похитить тайные бумаги министерства, чтобы затем продать их на вес золота. Посмотрите, как он бесцеремонно хозяйничал здесь. К счастью, я услышала, как отворилась дверь в кабинет моего мужа, и вошла вовремя, чтобы помешать приятному занятию непрошенного гостя! Но что станем мы делать с ним?

Гарниш и Провансаль были действительно удивлены, так как баронесса, переговорив с Германом, решила не предупреждать их, чтобы придать более серьезный характер подготовленной ею сцене.

Герман, уступая настойчивому требованию баронессы, должен был остаться в своей комнате, хотя в эту минуту ему очень хотелось видеть физиономию пойманного шпиона.

Все случилось так неожиданно, что Вюрц, при всей своей наглости, был смущен и, сознавая, что попал в ловушку, не знал, как выпутаться из беды. Но, когда Гарниш заметил, что, быть может, он исполняет только приказ своего начальства, то полицейский агент тотчас же овладел собой и сказал уверенным тоном:

— Вы не ошиблись, милостивый государь, я здесь по служебной обязанности и получил, хотя тайное, но тем не менее официальное полномочие произвести обыск в кабинете министра.

— В таком случае вы обязаны исполнить приказ вашего начальника, — решил Гарниш, а мы, со своей стороны, будем протестовать против этого. — Господин Провансаль составьте протокол, что присутствующий полицейский комиссар вынул бумаги из письменного стола министра финансов, и мы заставим его подписать этот акт.

Вюрц спохватился, что совершил промах и сказал:

— Я не подпишу протокола, потому что считаю это совершенно лишним, вы можете довольствоваться моим словесным заявлением, что в настоящем случае я действовал как официальное лицо.

— Если вы будете упорствовать в вашем отказе, — возразил Провансаль, — то мы позовем слуг и силой выпроводим вас отсюда.

— Нет, это было бы не совсем удобно, — заметил Гарниш, — потому что тогда нам пришлось бы связать этого господина и отправить в полицейское бюро как обыкновенного вора. Прошу вас составить протокол, а господин комиссар подпишет его.

Секретарь сел писать. Вюрц более не возражал и, стоя у стола, занялся разглядыванием королевского портрета.

— Я не ошибся, — сказал вполголоса Гарниш, обращаясь к баронессе, — этот господин явился сюда по служебной обязанности. Вы видите, он не чувствует ни малейшего смущения…

Наконец, протокол был составлен. Полицейский агент беспрекословно подписал его; Провансаль и Гарниш скрепили акт своими подписями в качестве свидетелей.

Вюрц попросил позволения уйти и, получив согласие, тотчас же удалился. Герман воспользовался этим, чтобы выйти из своей комнаты, и выслушал как новость рассказ Провансаля о случившемся.

— Не знаю, заговорит ли со мной Берканьи об этой истории! — сказал Гарниш. — В настоящее время он до крайности любезен со мной, потому что я лечу его дочь.

— Разве Розалия больна? — спросила баронесса.

— Да, и очень серьезно. Вам известно, что девочка очаровательно танцует. С тех пор как она вернулась из Парижа, ей приходилось почти ежедневно бывать на вечерах в высшем обществе, где все в восторге от ее грации. Недавно Розалия была на придворном вечере, и так как в девочке развито тщеславие не по летам, то похвалы королевы произвели на нее слишком сильное впечатление; к тому же, возвращаясь ночью в город, она, вероятно, простудилась и слегла в постель. Берканьи в отчаянии, страх за жизнь любимой дочери, быть может, заставит его забыть неудачу, постигшую его агента. Моя подпись на протоколе также не особенно понравится ему, но теперь он не решится выказать мне своею неудовольствие… Однако мне пора идти! До свидания…

Затем Гарниш поцеловал руку баронессы и, дружески простившись с молодыми людьми, поспешно удалился.

VII. Последствия обыска

Баронесса и ее друзья не придавали особого значения таинственному обыску, который приписывали инициативе Берканьи и людей его партии. Но сам Бюлов, узнав о случившемся по возвращении в Кассель, отнесся к делу серьезнее. Он невольно вспомнил, что застал генерал-директора полиции в королевском кабинете, когда явился во дворец просить об отпуске, и, что король при этом многозначительно взглянул на Берканьи, на лице которого выразилось едва скрываемое удовольствие. Не ускользнула тогда от внимания Бюлова и та поспешность, с какой король изъявил согласие на его несвоевременную просьбу об отпуске. Теперь, взвесив все это, он пришел к убеждению, что попытка произвести обыск в его кабинете была сделана по повелению Иеронима и решена заранее.

Ласковый прием, оказанный ему королем по возвращении, еще более утвердил его в этой мысли, так как, очевидно, имел целью смягчить нанесенное ему оскорбление. Поэтому во время разговора с его величеством он вел себя крайне сдержанно и даже не упомянул о неудавшемся обыске.