Карнавал короля Иеронима

— Вы могли убедиться на деле, до чего доходит наглость и надменность этих чужеземных господ и каковы результаты нашей покорности. Вот до чего дошло наше дворянство, которое всегда приписывало себе все гражданские доблести, хвалилось мужеством и любовью к родине. Они постыдно бежали в Пруссию, передав крепости наши неприятелю, а теперь сыновья их вымаливают чины у гордых победителей. Вот, например, бывший министр, старый Шуленбург-Кенерт, заседает теперь в вестфальском государственном совете, чтобы доказать, что покорность — первая обязанность немецкого дворянства… Затем вся эта распущенность, отсутствие всякого нравственного чувства охватили, как чума, всю Германию… Как бы мне хотелось уехать отсюда!..

Она взяла рукопись, лежавшую у нее на коленях, и переложила ее на стол.

— Какое это сочинение? — спросил Герман.

— Мелкие стихотворения и переводы некоторых од Горация…

— А имя автора?

Луиза, не ожидавшая этого вопроса, смутилась, но, сделав над собой усилие, ответила тихим голосом:

— Вы, может быть, слыхали от Стефенса или кого другого о молодом Эшене, или даже читали сами его стихотворения?

— Нет, я знаю только, что этот многообещающий поэт умер в ранней молодости и не мог достигнуть полного развития своего таланта… Но это было несколько лет тому назад…

Глаза Луизы наполнились слезами, она поспешно вышла из комнаты.

Герман не знал: уйти ли ему или дождаться ее возвращения? Он взял со стола рукопись и на первом же заглавном листе прочел восторженное стихотворение, посвященное Луизе Рейхардт, от 20 мая 1800 года, с подписью Ф. А. Эшен.

«С этих пор прошло восемь лет! — подумал Герман не без некоторой досады. — Она не может забыть его…»

Закрыв книгу, он взялся за шляпу и хотел уйти, как вернулась Луиза. Он извинился, что пришел не вовремя, и добавил в свое оправдание, что хотел посоветоваться с ней по одному делу.

— Что такое? — спросила Луиза с обычным участием.

— Генерал Сала, а равно и его жена советовали мне представиться генерал-директору Берканьи, через него я мог бы…

— Говорите тише! — прервала она его и добавила шепотом. — Да, вы должны сделать это… непременно…

— По словам госпожи Сала, он ожидает моего визита!

— Чем скорее вы покончите с этим, тем лучше. Мне совершенно понятно, почему вас заметили и считают подозрительным. Мой отец слишком поторопился со своей рекомендацией. Но будьте настороже и не попадитесь на удочку. Не соглашайтесь ни на что сразу, как бы заманчиво ни казалось вам сделанное ими предложение. Сперва обдумайте…

Герман обещал следовать ее советам и, простившись с ней, отправился к себе в гостиницу.

VI. Невольный шпион

На другой день утром Герман явился в приемную генерал-директора полиции; едва назвал он свою фамилию, как подошел к нему человек с бумагами, вышедший из соседней комнаты, и заговорил с ним по-немецки.

— Генерал-директор, — сказал он, — занят в настоящую минуту важной депешей, которую он посылает королю. Я доложу ему о вашем приходе и спрошу: может ли он принять вас?

Герман был удивлен такой предупредительностью со стороны незнакомого человека и, когда он удалился, спросил слугу: кто этот вежливый чиновник?

— Господин Саванье, главный секретарь высшей полиции, он эльзасец родом и одинаково хорошо говорит на немецком и французском языках.

Это был широкоплечий человек, который, по-видимому, обладал цветущим здоровьем. Всегда любезный со всеми посетителями, он принял какой-то особенно подобострастный вид, когда вошел в кабинет своего начальника.

— Молодой человек из Галле, — сказал он, — тот самый, о котором вы меня спрашивали вчера; он ожидает в приемной.

— Хорошо, я хотел его видеть, потому что этот несносный капельмейстер навязывает его генералу Сала и графу Фюрстенштейну. Вы, Саванье, ничего не могли сказать о нем вчера, он не был даже занесен вами в список. Вероятно, это один из прусских агентов… Каков он на вид?

— Очень красивый и статный молодой человек, как будто создан для того, чтобы совращать с пути добродетели наших дам, но едва ли он принадлежит к прусскому Тугендбунду, судя уже потому, что у него нет козлиной бородки, которую, по слухам, носят все члены этого зловредного союза.

— Что за вздор! — прервал его с нетерпением Берканьи. — Теперь эти бородки в большой моде и не имеют никакого значения. Меня гораздо больше интересует самый союз, до сих пор наш берлинский посланник Линден не мог сообщить мне о нем никаких точных подробностей… Однако пошлите ко мне этого молодого человека.

Саванье сделал несколько шагов и остановился.

— Что касается меня лично, ваше превосходительство, — сказал он, — то я скорее готов принять его за крайнего идеалиста и мечтателя, судя по выражению его глаз…

— Тем лучше, — ответил Берканьи.