Карнавал короля Иеронима

— Вас интересует моя милая приятельница, — сказала она с едва заметной улыбкой. — Простите, я забыла познакомить вас: это сестра графа Фюрстенштейна, мадемуазель Адель Ле-Камю… Но скажите, пожалуйста, где вы научились так хорошо говорить по-французски? Надеюсь, не в Касселе?

Слова эти были сказаны таким тоном, что Адель громко рассмеялась.

Герман объяснил, что отец его был несколько лет учителем в доме одного дипломата в Берлине, где все говорили по-французски. Там же познакомился он с молодой швейцаркой из Лозанны и впоследствии женился на ней, когда получил место пастора в одном приходе.

— Насколько я помню, — продолжал он, — родители мои говорили между собой не иначе, как по-французски; отец мой всегда любил французский язык, постоянно следил за французской литературой и не смущался тем, что я и сестра в раннем детстве с трудом объяснялись по-немецки и только впоследствии окончательно усвоили родной язык.

— Это большое счастье для вас, — изрекла генеральша, — знание французского языка пригодится вам в Касселе. Муж мой очень интересуется вами и будет покровительствовать. Но знаете ли — что? Вы должны непременно сделать визит господину Легра де Берканьи.

— Генерал уже говорил мне об этом! — сказал Герман.

— Я даю вам этот совет, — продолжала она, — не потому, что он начальник полиции, но король оказывает ему особое доверие и, назначая кого-нибудь на должность, всегда спрашивает его мнение. Отправьтесь к нему поскорее, он уже слышал о вас и примет любезно.

Герман поблагодарил госпожу Сала за ее участие, и она заговорила о цели его прихода.

— Дочь моя очень желает брать у вас уроки… Не правда ли, Адель?

Вопрос этот, заданный с особенной интонацией, сконфузил креолку, она покраснела и приложила веер к губам в знак молчания. От внимания Германа не ускользнул этот немой разговор, но он не имел никакого основания принять его на свой счет. Между тем дело близко касалось его: при первой же встрече в парке, он произвел такое сильное впечатление на мадемуазель Ле-Камю, что она, руководимая ревностью, после того несколько раз приходила к генеральше и под видом дружбы советовала ей не приглашать учителя, потому что у него слишком красивая наружность, и Мелани может увлечься им, а это, конечно, не понравится ее брату, при его матримониальных намерениях.

Госпожа Сала знала, что дочь ее не обладает пылким темпераментом и не упустит такой блестящей партии, как граф Фюрстенштейн; поэтому она сразу заметила невинную хитрость молодой девушки и решила проучить ее. Теперь она не спускала с нее глаз, а во время разговора беспрестанно обращалась к ней то с тем, то с другим вопросом, в которых заключался более или менее ясный намек на сделанное ей предостережение.

— Дочь моя очень любит немецкий язык, в чем сочувствует ей и граф Фюрстенштейн. Мелани уже говорит немного по-немецки, только никак не может справиться с выговором, но я уверена, что она сделает у вас большие успехи. Что вы скажете на это, Адель?.. Я переговорю об остальном с графом Фюрстенштейном, он живо интересуется образованием Мелани.

Многозначительная улыбка, сопровождавшая эти слова, окончательно смутила Адель, на выразительном лице которой отражалось всякое мимолетное ощущение. Она беспрестанно краснела и выказывала явные знаки нетерпения. Герман в свою очередь увидел в словах хозяйки дома желание поскорее выпроводить его. Досадуя на себя за продолжительный визит, он встал и сказал с живостью:

— Вы сами решите, ваше превосходительство, насколько мои уроки подходят вашим требованиям и когда начать их. Я надеюсь, что у меня останется на это достаточно времени, хотя рассчитываю вскоре заняться другим, более подходящим для меня делом. Но во всяком случае сочту себя счастливым, если смогу услужить вам своими знаниями.

— Нет, вы придаете другой смысл словам ее превосходительства! — воскликнула Адель. — Напротив!.. Вы должны начать тотчас же уроки со мной, пока Мелани…

Громкий смех хозяйки дома прервал ее, она замолчала. Большие темные глаза ее блеснули, пурпуровая краска выступила на щеках.

— Вы не можете себе представить, какое доброе сердце у нашей милой благоразумной Адели, — продолжала госпожа Сала, — она сама готова подвергнуться опасности, от которой предостерегает других…

Адель была настолько задета этой явной насмешкой над собой, что совершенно растерялась в первую минуту, затем быстро встала и, не простившись, пошла к двери.

— Мадемуазель Адель, остановитесь на минуту! — сказала хозяйка дома повелительным тоном, затем с любезной улыбкой обратилась к Герману. — Прошу вас, милостивый государь, проводите этого милого ребенка по коридорам и по лестнице. Прощайте, до свидания!

Герман поклонился и последовал за Аделью, которая поспешно взяла его под руку и бросила торжествующий взгляд на оскорбившую ее женщину.

— Мадемуазель Ле-Камю, вы не будете брать этих уроков, я надеюсь на ваше благоразумие!.. — сказала ей госпожа Сала строгим голосом.