Карнавал короля Иеронима

— Я могу кратко рассказать его действительную историю. Жером, младший и самый избалованный из сыновей Летиции Бонапарт, из всех членов семьи выехал последним с Корсики. По прибытии во Францию, он посещал college Juilly, затем против своего желания был определен Наполеоном в морскую службу, участвовал в экспедициях в Сан-Доминго и других. Генерал Сала из числа его тогдашних товарищей по морской службе. Однажды Жером, преследуемый англичанами, спасся на торговом судне купца Паттерсона из Балтимора. Так он познакомился с его дочерью, красивой, милой и образованной девушкой. Дело кончилось свадьбой, что совершенно противоречило планам Бонапарта, который решил не признавать заключенного брака. Впоследствии, когда Наполеон стал императором и сделал французскими принцами своих остальных братьев, Жером вернулся в Европу весной 1805 года, в надежде, что Наполеон будет настолько очарован Елизаветой, что признает его брак. Но, по повелению императора, все порты материка — от Нидерландов до Португалии — были закрыты для жены Жерома. Тогда Жером вместе с Ле-Камю поспешил в Милан, где тогда находился Наполеон, в надежде умилостивить последнего. Но ничто не могло поколебать воли императора; он воспользовался Ле-Камю, чтобы убедить Жерома развестись с женой. Слабохарактерный человек дал свое согласие, а Ле-Камю взялся отвезти несчастную Елизавету в Англию, где она родила сына, названного при крещении также Жеромом.

За эти услуги Ле-Камю был щедро вознагражден. Когда в декабре прошлого года Жером прибыл в Кассель[2], то незадолго перед тем умер бездетным последний потомок фамилии Диде в Фюрстенштейне, и все его владения сделались достоянием государства. Жером решил разделить их между своими любимцами, что он и сделал накануне Рождества, во время елки, которую он устроил по немецкому обычаю, а на другой день за парадным обедом перед столовыми приборами этих господ разложены были графские и баронские титулы. Не правда ли, как мило? Теперь все эти вновь пожалованные графы и бароны хотят во что бы то ни стало казаться немцами — особенно Фюрстенштейн. Король покровительствует такому направлению и сам старается освоиться с немецким языком, согласно обещанию, которое он дал еще в Париже вестфальским депутатам. Мы должны поневоле придерживаться этих людей и пользоваться ими для наших целей, вследствие чего мне и хочется пристроить вас учителем в доме генерала Сала. Вы будете честно служить делу нашей общей родины и в то же время можете быстро выдвинуться вперед.

— Прекрасно! — воскликнул Герман. — Я начну с немецкой грамматики, увидим, получатся ли те блестящие результаты, на которые вы рассчитываете.

— Пью за ваше счастье! — сказал Рейхардт, поднимая стакан. — Немецкая грамматика имеет больше значения, чем вы думаете, молодой друг; язык играет важную роль в смысле поддержания нации, особенно при тех условиях, в каких мы находимся. Делайте свое дело, а там увидим…

Внезапный удар грома прервал речь капельмейстера и спугнул некоторых гуляющих. Несмотря на удушливый воздух погода с утра была совершенно ясная, и только павлин в фазаньем доме предсказывал дождь своим неприятным криком. Вдали еще играла музыка, говор и смех то тут, то там становились все оживленнее и громче. Но вот раздался второй еще более сильный удар грома, огромная темная туча стала подниматься из-за деревьев и нарушила общее веселье. Все пришло в движение: пешие, всадники, экипажи разом устремились из парка, все спешили добраться до города, пока не полил дождь.

IV. В прихожей и на лестнице

Уже начал накрапывать дождь, когда Герман достиг гостиницы. Войдя в свою комнату, он расположился у окна в большом кресле и стал прислушиваться к шуму проливного дождя и ударам грома, которые быстро следовали один за другим. По странному противоречию, чем сильнее бушевала гроза, тем спокойнее становилось на сердце молодого человека, тем яснее мог он дать себе отчет в тех мыслях и ощущениях, которые разом нахлынули на него с момента первой его встречи с талантливым композитором. Все было ново для него, все занимало. Он благодарил мысленно профессора Стефенса за его рекомендацию. Как дружелюбно приняли его Рейхардты, даже сам композитор, резкий и нетерпимый в своих суждениях, не оттолкнул его от себя, и в самом совете его «не быть слишком скромным» заключалось очевидное желание ободрить его.