Между тем Герман узнал от Люси, что Сесиль нездорова и лежит в постели. Перед этим он только что заявил, что должен отправиться на вечер к друзьям, и не мог решиться уйти. Его занимал вопрос: не найдут ли неприличным, если он попросит позволения пройти к Сесили, чтобы проститься с ней, хотя знал, что француженки в Касселе не стеснялись принимать мужчин в своих спальнях.
В это время вошел слуга с письмами, одно из них он подал Люси, другое оставил на подносе.
— Кому другое письмо? — спросила Люси, распечатывая поданную ей записку.
— Мадемуазель Сесиль от господина Маренвилля, очень нужное! — ответил слуга.
— Очень нужное? В таком случае отнесите его наверх и положите на стол, если мадемуазель Сесиль…
Этот приказ смутил Германа.
«Что это значит? — думал он. — Положите на стол!.. Значит, Сесили нет дома, а мне сказали, что она больна!..»
Между тем госпожа Симеон, выбрав удобную минуту, оставила гостей и поспешила к своей приятельнице, которая с таким же нетерпением ожидала ее.
— Как же это могло случиться? Расскажите, пожалуйста? — спросила она, усаживаясь на диване около генеральши Сала.
— Вы, конечно, слышали, — начала шепотом генеральша, — что раз вечером Адель вернулась домой от обер-гофмейстерины бледная и взволнованная и, застав Морио у своего брата, бросилась с рыданием к нему на шею, умоляла о прощении, а затем дала ему слово. Влюбленный простак рассказывал это всем знакомым, приписывая внезапное согласие Адели на брак увещаниям обер-гофмейстерины… Неправда ли, это забавно?.. Жаль, что уехал Морио, я открыла бы ему глаза! Впрочем, он скоро вернется, и Фюрстенштейн поплатится за оскорбление, нанесенное им моей бедной Мелани! Достанется брату и сестре! Клянусь вам, мадам Симеон… Если мне удастся расстроить супружеское счастье генерала Морио, то нечего и желать лучшей мести! Не правда ли?..
— Вы пугаете меня, мадам Сала, хотя я все-таки не понимаю в чем дело, — сказала вполголоса хозяйка дома и, поручив дочери занимать гостей, попросила свою взволнованную собеседницу перейти в более отдаленный угол комнаты.
— Если вы позволите, то мы отложим этот разговор до следующего раза, — сказала генеральша. — Я не желала бы обратить на нас внимание общества!
Но госпожа Симеон хотела во что бы то ни стало узнать тайну, хотя бы в общих чертах:
— Объясните мне по крайней мере сущность дела в нескольких словах!.. — упрашивала она. — Я желала бы знать: откуда могли вы собрать такие подробные сведения о семье, с которой вы в ссоре?
Хотя в тоне, с каким были сказаны эти слова, выражалось явное недоверие к правдивости рассказа, но генеральша Сала не обратила на это никакого внимания и с увлечением продолжала:
— Вероятно, до вас также дошли слухи о немецких уроках, благодаря откровенности Морио?.. Ну, вот, во время одного из этих уроков неожиданно приехал король к обер-гофмейстерине и так смутил ее своим внезапным визитом, что она, не долго думая, спрятала влюбленную парочку, учителя и ученицу, в своем будуаре… Анжелика, горничная обер-гофмейстерины, вздумала подслушать, о чем разговаривает король с ее госпожой, и через спальню пробралась в будуар, не подозревая, что там наши влюбленные…
Генеральша Сала договорила остальное на ухо хозяйке дома, которая в первую минуту онемела от удивления, а затем разразилась неудержимым смехом.
— Не правда ли, восхитительно? — спросила генеральша.
— Вы узнали все это от Анжелики?
— Разумеется! Она поступила ко мне в услужение, и чтобы отомстить обер-гофмейстерине, отказавшей ей от места, рассказала мне эту историю со всеми ее подробностями.
Прибытие генерала Эбле прекратило пикантную беседу двух приятельниц.
В этот момент опять появился слуга и, подойдя к Герману, пригласил его в комнату мадемуазель Сесиль. Герман незаметно вышел из залы и последовал за слугой, который провел его в верхний этаж и, указав на дверь в коридоре, скромно удалился.
Герман нерешительно отворил дверь и онемел от удивления, когда ему навстречу вышла Сесиль в костюме пажа. Лицо ее имело серьезное, задумчивое выражение, увидя Германа, она сказала тихим торопливым голосом:
— Хотите прогуляться со мной до «Bellevue» и назад. Я накину плащ, теперь уже сумерки, никто не обратит на нас внимания… Подождите одну минуту…
Она подошла к зеркалу и поспешно застегнула две пуговицы атласного жилета, плотно облегавшего ее полную грудь.
— Дайте мне платок, он, кажется, там, на диване! — добавила она рассеянно.
Герман машинально повиновался и, взяв с дивана надушенный батистовый платок, почувствовал в своей руке смятое письмо. «Быть может, любовное объяснение от Маренвилля!» — промелькнуло в его голове; он опустил письмо в карман и затем, в смущении, подал платок Сесили.
— Положите его на туалет! — сказала она, поправляя прическу.
В эту минуту дверь отворилась и в комнату вошла госпожа Симеон. Видимо, пораженная костюмом племянницы, она принужденно улыбнулась: