Карнавал короля Иеронима

Народное ополчение с рассветом достигло вершины горы, с которой открывался вид на Кассель и окрестности; и здесь глазам его представилось неожиданное зрелище. Перед ним на незначительном расстоянии находились королевские войска, расположенные в боевом порядке, так что вместо ожидаемого приступа предстояла битва в открытом поле. Тем не менее мужество не покинуло их. Они двинулись вперед, несмотря на превосходство неприятельских сил; но картечные залпы быстро опустошили их ряды. Дернберг показывал чудеса храбрости и присутствия духа, так как решился победить или обречь себя смерти; и она постигла бы его, если бы ополчение, состоящее преимущественно из крестьян, не обратилось в бегство и не увлекло за собой храброго предводителя. Солдаты кирасирского и других полков, принявшие участие в восстании, последовали их примеру и рассеялись в разные стороны. Только незначительная часть их осталась на поле битвы и отступила по команде офицеров, преследуемая неприятельскими выстрелами; к ним присоединились остальные предводители восстания, дворяне, чиновники и другие члены Прусско-гессенского союза. Весьма немногие добрались до ближайшей границы, где все было приготовлено для их бегства: одни были убиты, другие взяты в плен, в том числе Дернберг и Гейстер, которые были захвачены по дороге в Гомберг.

Между тем роковая тишина, наступившая по окончании битвы, и неизвестность были настолько мучительны для Германа, что он велел оседлать лошадь и выехал за город. Здесь увидел он печальное зрелище: обширная равнина была усеяна убитыми и ранеными; вооруженные отряды вели партии пленных. Герман сошел с лошади, сердце его усиленно билось — исход битвы был очевиден, но от кого узнать об участи Гейстера, Дернберга и других?

Ему недолго пришлось ждать: мимо него провели новую партию пленных, между ними он увидел Гейстера, который, по-видимому, изнемогал от усталости, но лицо его оживилось, когда Герман, не помня себя от горя, бросился к нему на шею. Слезы навернулись на глаза Гейстера.

— Бедная Лина! — проговорил он с усилием.

Герман пошел рядом с ним.

— Тебя нужно спасти, Людвиг! — шепнул он.

— Это невозможно! — возразил Гейстер. — Моя участь решена…

— Не падай духом, Людвиг! Остается одно средство — просить короля о помиловании. Не можешь ли ты назвать кого-нибудь, кто имеет на него влияние? Я совсем потерял голову…

— Нет, это был бы напрасный труд! Ни один мужчина не решится в подобном случае просить за государственного преступника. К Иерониму самый верный доступ через какую-нибудь легкомысленную даму, а ты знаешь, я не знаком с ними…

— Прекрасная мысль! — воскликнул Герман. — Я знаю женщину, которая имеет влияние на короля, хотя ее ни в коем случае нельзя назвать легкомысленной. Это прекрасная и высоконравственная личность. Она спасет тебя…

Герман замолчал, потому что в эту минуту они подошли к крепости, и он едва успел наскоро проститься со своим другом. Пленных ввели в железные ворота, которые тотчас же закрылись за ними, ввиду собравшейся толпы.

Герман отправился в старый замок, служивший зимней резиденцией короля, и велел провести себя в комнаты обер-гофмейстерины. В замке царила неразбериха из-за поспешных сборов к отъезду королевы. При первом известии о народном восстании решено было, что ее величество отправится в Страсбург; и, хотя победа осталась за королевскими войсками, но отъезд королевы не был отменен, тем более что она получила лестное приглашение от французской императрицы приехать в Париж.

Графиня Антония была крайне удивлена визитом Германа и велела просить его в свой кабинет. При виде его расстроенного лица, она с беспокойством спросила:

— Что с вами, господин доктор? Вероятно, случилось какое-нибудь несчастье, и вы пришли сообщить мне о нем…

— Да, графиня! И трудно представить себе большее несчастье: друг мой Людвиг Гейстер, занимавший в последнее время должность мирового судьи в Гомберге, захвачен с оружием в руках и отведен в крепость. Он принимал участие в восстании, и ему, как государственному преступнику, грозит смертная казнь… Вы сказали мне однажды, что я могу обратиться к вашей помощи в случае нужды, и поэтому теперь, умоляю вас, спасите Гейстера!..

С этими словами Герман бросился на колени перед изумленной обер-гофмейстериной.

— Встаньте, ради Бога, и успокойтесь! — сказала она. — Объясните в чем дело, какую помощь могу я оказать вам?..

— Вы одна, графиня, можете спасти его… Просите короля о помиловании Гейстера!..

Графиня Антония побледнела и с испугом взглянула на Германа.

— Вы требуете невозможного! — воскликнула она. — Сегодня никто не решится беспокоить короля подобной просьбой…

— Быть может, завтра будет слишком поздно, и не далее как сегодня нужно сделать попытку спасти Гейстера. Сжальтесь над ним, графиня!

— Не забывайте, господин доктор, что вы компрометируете себя, заявляя о своей дружбе с бунтовщиком.