Карнавал короля Иеронима

— Вот и вы, графиня, называете бунтом народное восстание! Разумеется, король разделяет это мнение, но, мне кажется, что можно было бы представить его величеству в числе других доводов, что он сам своим поступком с госпожой Гейстер вынудил ее мужа принять участие в восстании… Казнь Гейстера будет вопиющей несправедливостью со стороны короля!

Обер-гофмейстерина была взволнована и ответила нерешительно:

— Едва ли власть короля в этих случаях выше закона, но, если вообще он может даровать жизнь государственным преступникам помимо суда, то, конечно, будет много таких просьб, как ваша. Я лично отказываюсь от всякого вмешательства в подобном деле…

— Но только вы, графиня, при вашем общественном положении и влиянии на короля можете обратиться к нему с подобной просьбой, и она будет исполнена!

— Вы, конечно, не знаете моих отношений с королем! — возразила обер-гофмейстерина раздраженным голосом. — Считаете ли вы уместным, чтобы госпожа Гейстер, после ее истории с Иеронимом, обратилась бы к нему с какой-либо просьбой?..

Герман был настолько поражен таким неожиданным признанием, что не сразу нашелся, что ответить.

— Если я понял вас графиня, то вас останавливает опасение, что король за исполнение вашей просьбы потребует слишком большой награды!.. Неужели из-за этого вы дадите погибнуть человеку?.. Вы были откровенны со мной, позвольте и мне ответить вам тем же: главным поводом моей просьбы к вам не одна дружба к Гейстеру… Я люблю его жену… Многим известно, что я бывал в вашем доме и, следовательно, могу просить вас ходатайствовать перед королем за Гейстера, если завтра он пойдет на казнь, то всякий вправе заподозрить меня, что я не захотел спасти его, так как с его смертью связано мое благополучие… Графиня, спасите не одного Гейстера, но и мою честь!

Он опять встал на колени перед ней, чем окончательно смутил ее.

— Встаньте, прошу вас, — проговорила она с усилием. — Помните, что вы в королевском дворце и сюда могут войти.

— Простите, графиня, — отвечал Герман, — но вы сами видите, что я в безвыходном положении… Неужели при дворе не найдется ни одной женщины, которая решилась бы обратиться к великодушию короля…

В эту минуту в соседней комнате послышались голоса. Обер-гофмейстерина торопливо встала со своего места и, обращаясь к Герману, сказала взволнованно: «Оставайтесь здесь и ждите моего возвращения!»

С этими словами она вышла из комнаты. Прошло более получаса; ожидание казалось Герману бесконечным, то у него являлась надежда на успех, то он приходил в отчаяние и старался успокоить себя мыслью, что сделал все, что мог, для спасения Гейстера.

Наконец графиня Антония вернулась. Паж нес за ней большой запечатанный пакет на серебряном подносе. Герман в первую минуту едва не вскрикнул от радости, но у него замерло сердце, когда он увидел строгое и печальное лицо графини.

— Идите! — сказала она. — Барон фон Лестен проведет вас к коменданту крепости! Там вы узнаете, на каких условиях отпущен Гейстер… Позаботьтесь, чтобы друг ваш уехал как можно дальше от Касселя, и чем скорее, тем лучше… Прощайте, мы никогда не увидимся с вами!..

Прежде, нежели Герман успел выразить ей свою благодарность, она исчезла из комнаты. Герман в сопровождении пажа отправился в крепость.

VII. Бегство

Несмотря на успешный исход дела Герман чувствовал невольное смущение, вспоминая печальное лицо графини Антонии: он спас друга, но, видимо, доставил тяжелую минуту великодушной женщине, которая решилась просить за него короля. Но ему некогда было ни задумываться над этим вопросом, ни отдать себе ясного отчета, почему он не чувствует особенной радости при мысли, что Людвиг спасен от смертной казни.

Новым комендантом крепости был тот самый полковник, участвовавший в заговоре, который предал Дернберга в момент восстания и за свою измену в то же утро был произведен в бригадные генералы. Но он не принадлежал к числу людей, которые из желания отличиться перед правительством выказывают особенную ненависть или усердие в преследовании своих бывших товарищей. Хотя несколько часов тому назад он дал письменное удостоверение в своей неизменной преданности королю, но, вступив в должность коменданта, делал все от него зависящее, чтобы облегчить участь узников.

Прочитав бумагу, присланную королем, он сказал: «Я готов исполнить приказ его величества, но он так странно сформулирован, что нужно спешить с выполнением. Гейстер должен бежать сегодня ночью… более я ничего не могу сообщить вам. Приготовьте все, что нужно, он выйдет из ворот с наступлением сумерек… Подпись короля ничем не скреплена, но она достаточна для моего оправдания; вероятно, приказ написан под влиянием женщины и может быть отменен… поэтому не теряйте времени…»