С начала похода она видела многое. После битвы под Тальпакой считала, что видела все. И, вероятно, так оно и было: больше она просто не в состоянии была увидеть. Глаза скользили по тянувшейся от ворот улице, окрашенной ранними пасмурными сумерками в глубокие сиреневые тона — и ничего не видели. Ничего, что стоило бы замечать.
Внезапно справа от ворот появилось какое-то движение, и Марика, вздрогнув, невольно присмотрелась. Из тени вышла черная кошка, ее зеленые глаза блестели в полумраке. Кошка села на землю и начала сосредоточенно вылизывать переднюю лапу. Потом подняла изящную голову, обогнула лапы хвостом, пристально посмотрела на Марику и негромко мяукнула.
— Иди сюда, — негромко позвала та, протянув руку. — Кис-кис-кис.
Кошка встала, выгнула шелковистую спинку, зевнула, показав острые зубки, и неторопливо направилась к Марике. А она услышала еще один звук. Тихий младенческий плач. Он раздавался издалека, с другого конца улицы, на которой совершенно не на что было смотреть. Марика застыла. Кошка подошла к ней и потерлась о ноги. Плач повторился.
Марика стояла, тяжело дыша, и смотрела невидящим взглядом на дальний конец улицы. А потом подхватила кошку на руки и побежала прочь.
Ей снилось, что рядом плачет ребенок. Она шла в кромешной темноте, и, куда бы ни повернула, ребенок плакал, но Марика не могла найти его. Она металась, бегала по кругу, но вокруг не было ничего, кроме темноты, и только плач становился все громче, пока наконец Марика не проснулась. По щекам текли слезы. Она торопливо вытерла их — и тут же поняла, что все еще слышит плач.
Марика выскочила из палатки. Звук шел со стороны лагеря, и она удивилась, как смогла его услышать — победители все еще праздновали, и шум стоял неимоверный. Однако ребенок снова заплакал, и Марика поняла, куда нужно идти.
Сестры ордена спали в отдельном шатре — дань уважения к Культу, которое ди Спаза всячески подчеркивал, ограждая сестер от любого излишнего внимания. Когда Марика ворвалась к ним, сестры стояли кругом, склонившись над чем-то, что держала на руках одна из них. Марго и Кло тут же испуганно обернулись, заслонив собой Изу.
— Господин, — Марго, старшая из сестер, торопливо склонила голову, и Кло запоздало последовала ее примеру. Вероятно, они рассчитывали отвлечь Марику, заговорить ей зубы и выставить прочь — но в этот момент младенец снова захныкал. Слабо и не очень громко.
«Нехорошо», — подумала Марика невольно — и в тот же момент что-то щелкнуло в голове, и мысли, до того спутанные, все еще метавшиеся в темноте, успокоились и стали кристально ясными.
— Пустите, — сказала она твердо и добавила, когда Марго упрямо сжала губы: — Надо осмотреть его.
В ту ночь из лагеря пропали двое — сестра Иза и Гузо, ополченец из Тремпа. Харц пришел в ярость, а сотник ополчения, тот самый, что брал Марику на службу, отправил за беглецами отряд. Но Марика немного понимала в менталистике. Она не смогла бы обмануть другого мага — но сбить со следа десяток солдат было не очень сложно. Под вечер те вернулись ни с чем.
Ди Спаза, кажется, что-то подозревал, потому что вызвал Марику к себе и долго расспрашивал мага, не видел ли тот чего-либо подозрительного? Не
— А ваша светлость что-то слышали? — невинно поинтересовалась она в ответ. Ди Спаза посмотрел ей прямо в глаза и некоторое время молчал. Затем сказал равнодушно:
— Нет. Ничего.
На следующий день войско двинулось дальше.
Слух о том, что аргенцы учинили в Казире, разошелся быстро — ди Спаза сам позаботился, чтобы об этом узнали в других городах, и те сдавались тихо и без боя.
Но это было не единственным слухом, который ходил об аргенской армии. И не единственным, о котором знал ди Спаза.
Почему-то больше всего ей было потом стыдно перед Харцем. Вроде бы думать надо было совсем не об этом, беспокоиться совсем о другом — но она лишь чувствовала себя бесконечно виноватой перед ним. Сначала украла у него Изу, а теперь…
Было ясное, но совсем не жаркое утро — после недели дождей выглянуло уже осеннее солнце, и даже здесь, в Изуле, ночи стали прохладнее, а ветер принес с моря свежий воздух. Войско второй день стояло лагерем на берегу Танияры, широкой полноводной реки, и наслаждалось отдыхом после недели сырости и грязи. Марика и Харц сидели на земле возле воза и играли в
Они были так увлечены игрой, что не сразу заметили, как их окружили — со всех сторон к возу подошли вооруженные воины, по большей части с заряженными арбалетами. И только когда ди Спаза громко произнес: «Госпожа де Орзей», — Марика резко вскинула голову.