Карнивора (СИ)

Но, с другой стороны, а чем она рисковала? Вали действительно не мог принудить ее — к чему угодно — не потеряв ее доверия, а Марике казалось, что именно это, ее доверие, было для него важнее всего. Этого он добивался, для этого каждый вечер ждал ее у себя.

Но ведь она не станет доверять ему после одного ужина, верно?

* * *

Локоло.

Трепет крыльев, любопытный взгляд маленьких черных глаз.

Прикосновение.

Смерть.

Солнце встает над городом.

* * *

— Здравствуй, хайин.

— Здравствуй, вали.

— Благодарю тебя за то, что согласилась разделить со мной эту трапезу, хайин.

— Никакой другой мне все равно не видать после захода солнца, не так ли, вали?

— Но ты пришла не поэтому.

— С чего ты это взял?

— Говорят, что твой тотем — волк, хайин. А волка не сломить голодом.

— Это не тотем.

— Но ведь это зверь, которому ты поклоняешься?

— Нет. Это мое хедийе.

— И что это?

— Я.

* * *

Локоло.

Крылья.

Прикосновение.

Марика проводит пальцами по гладкому оперению, по замершему на ладони крошечному телу.

Сердце — здесь. Она знает, что нужно сделать, чтобы оно снова забилось. Но рука не слушается ее.

Что я делаю не так?

Голубые глаза следят за ней внимательно и спокойно.

Никто, кроме тебя, не может ответить на этот вопрос, Моар. Это твои руки.

Марика смотрит на пыльное небо над головой. Птицы уже давно не поют в ее саду — они знают, что сюда не стоит прилетать.

Но все равно рано или поздно одна из них срывается и летит навстречу неизбежной смерти.

Локоло.

* * *

Мергир больше ни разу не упоминал о том, зачем он держит Марику в своем дворце. Они говорили о чем угодно, только не о том, почему колдунья, которую по законам Изула полагалось судить и сжечь, живет у вали и ужинает с ним за одним столом. Лишь однажды Марика спросила Мергира:

— Что скажут жрецы Великой Матери, если узнают, что ты делишь трапезу с саидх?

— Промолчат, — усмехнулся он.

Марика удивленно приподняла брови.

— Жрецы — это тоже люди, хайин. А все люди в этом городе подчиняются мне.

«Кроме одного, — невольно подумала тогда Марика. — Точнее, одной».

Она все чаще соглашалась, когда Мика предлагала отвести ее к легих. В конце концов, почему бы и не поужинать, если можно это сделать? К тому же общество вали, на удивление, было совсем не в тягость. С ним о многом можно было поговорить, еще о большем — поспорить, и, в отличие от Харца, Мергир при этом не сквернословил.

Всякий раз, вспоминая про хирурга, Марика чувствовала легкий укол совести. Но ведь она же пыталась, верно? Просто пока что ничего не получалось. Никто ведь не говорил, что научиться творить магию без пьентажа будет легко.

Она давно перестала считать дни, проведенные в плену, когда ей приснился сон. Это был лес — нет, Лес, тот самый, истинный и предвечный, и в сизом мареве чернели стволы деревьев, и землю устилала бесцветная мертвая листва. Марика брела по Лесу, вокруг не было ни звука, и вдруг из-за деревьев вышел Лис. Он хитро глянул на нее, а затем заливисто рассмеялся и скрылся между черных стволов.

Марика резко проснулась. Встала, завернулась в пестрое тканое покрывало, и пошла в сад, окрашенный ночью в глубокую синеву.

— Локоло, — позвала Марика и села под деревом ждать. В последнее время птицы летели долго.

Горлица опустилась на руку с тихим воркованием, беспокойно складывая и расправляя крылья, будто желая улететь, но не смея этого сделать. Марика очень медленно и осторожно приложила пальцы к груди птицы. Та испуганно замерла под рукой.

Марика почувствовала, как быстро-быстро бьется маленькое сердце. Прикрыла глаза и представила себе, как пульсирует в тонких сосудах кровь, как она бежит по артериям и венам, и сердце качает ее, гонит дальше и дальше, снова и снова…

Мягкое, еле заметное движение пальцев — пульс начал замедляться, птица прикрыла глаза и обмякла в руках. Не теряя ощущения ее сердца, Марика провела рукой в другую сторону.

Кровь снова запульсировала под пальцами, горлица встрепенулась, глянула на Марику темным глазом-бусинкой, расправила крылья.

И улетела.

* * *

Мир снова был у нее в руках. Она чувствовала его, видела, понимала — руками. Да, все еще очень плохо — о, чего бы она не отдала, чтобы получить снова тот дешевый школьный пьентаж! — но ладони больше не ломило от пустоты и беспомощности. И даже с этой силой она могла многое. Достаточно, чтобы начать всерьез думать о словах Харца.

Однако теперь появилась другая проблема. Как сообщить ему, что она обдумывает план побега? Как, тем более, обговорить этот план во всех деталях? Марика знала, что второй раз вали не отпустит ее к пленникам — он должен был прекрасно понимать, что лишний раз им общаться ни к чему.