Мергир ничего не ответил, только слегка склонил голову набок, будто сомневаясь в правдивости ее слов.
— И, раз уж об этом зашла речь… — Марика осеклась. Задать вопрос было необходимо — но она чудовищно боялась услышать ответ. — Что стало с теми, кто был в шатре рядом со мной?
Мергир отставил кубок. Провел огромной рукой по крупному квадратному подбородку — Марике подумалось, что раньше там была борода, которую он почему-то сбрил.
— О них можно не волноваться, — наконец ответил
— Где они?
— Здесь, во дворце,
— Хирург, сестры… раненые?
— Мы позаботились обо всех.
— Мне нужно их увидеть, — твердо сказала Марика.
Мергир поднял черные брови.
— Ты что-то хочешь от меня,
Мергир сжал губы. Долго оценивающе смотрел на нее.
— Как скажешь,
— Завтра тебя отведут к ним, — продолжил Мергир, а затем хлопнул в ладоши. Звук был совсем негромким, но дверь тут же открылась, и в комнату впорхнула Мика. «Интересно, она ждала под дверью все время? — подумала Марика. — И если слышала хлопок — слышала ли и весь разговор?»
—
— Благородная
Но Марика росла в Кастинии, где лишиться еды было далеко не самым страшным.
А получить, как и здесь, можно было порой только слишком дорогой ценой.
Ужина ее не лишили — а на следующий день, к еще большему удивлению, действительно отвели к другим пленникам. Снова Марике завязали глаза, снова нужно было считать шаги, ступени и повороты. Вчерашний маршрут она зарисовала на клочке сухой земли в саду рано утром — не надеясь, впрочем, что он надолго там останется. Хотя Марике казалось, что она спит очень чутко, но вещи появлялись и исчезали из ее комнаты постоянно, а значит, навести порядок в саду незаметным слугам
Она услышала Харца задолго до того, как один из стражей остановился и отдал приказ «открывайте» — и дело было не в обостренном слухе. Впрочем, с кем именно ругался хирург, она так и не узнала. Когда Марику ввели и сняли с глаз повязку, в зале повисла абсолютная тишина.
И лишь несколько мгновений спустя Харц сплюнул и тихо прошипел:
— Гляньте-ка, кто пришел.
Раненых аргенцев и хирурга с сестрами держали в одной из хозяйственных построек — судя по слабому запаху навоза и сена, большой зал, в котором стояли койки с ранеными, раньше был конюшней, а комнатки, где жили хирург и сестры — помещениями для слуг или кладовыми. Обстановка не поражала роскошью, однако все сияло чистотой, постели были застелены ситцевыми простынями, и каждый день аргенцев трижды кормили досыта. После жизни в военном лагере это могло показаться королевскими покоями, и раненые с сестрами радовались такой перемене. Не рад был только Харц.
Потому что он, конечно, видел дальше простыней и жратвы.
— Нам ведь не просто так тут задницы вылизывают, — тихо пробормотал он на аргенском. Стражи стояли в нескольких шагах от них с Марикой, но, судя по реакции на слова Харца «эти тупые изульские ослы» — а точнее, отсутствию всякой реакции — не понимали ни слова.
Марика только покачала головой.
— И чего им от нас надо? — скривился Харц.
— Понятия не имею, — вздохнула она. — Возможно, Мергир хочет, чтобы я стала
— А ты можешь? Без этой хреновины?
—
— Я видел, — еще тише сказал Харц. — Там, на берегу Танияры. На тебе ведь уже не было магической побрякушки.
— Не было, — задумчиво согласилась Марика.
— Значит, можешь без нее обойтись, если захочешь. Или если припрет.
— Возможно, — с сомнением ответила она.
— Чтобы вытащить нас отсюда, — медленно пробормотал Харц, глядя в сторону, на тщательно выметенный глинобитный пол, — тебя припрет?
Вечером того же дня Марику снова повели к Мергиру. Она ожидала этого —
— Благородная
У нее не осталось ничего, на чем можно было бы торговаться. Значит, пришло время открывать кредит.