Каро-Кари

– О, нет! – улыбнулся Идрис. – Я уже говорил, что мне и моей жене ничего не известно, помимо того, что пишут газеты. Я делюсь с вами своими соображениями, как вы просили. Ничего больше. Пойдемте, я провожу вас.

Покинув гостиную, они оказались в просторном холле, где принято было прощаться с гостями. Кроме них, там находились еще два человека. Один из них – слуга, парковавший машину Ксана. Почтительно склонившись, он держал ключи, чтобы вернуть их гостю. А вот вторая фигура явно выпадала из окружающей обстановки. Ей было совершенно не место в доме одного из столпов столичного высшего света. Этот человек органично смотрелся в трущобах, среди мусора и отбросов, или на уличных перекрестках. Ниже среднего роста, почти карлик, с блуждающей улыбкой дегенерата. Одна нога у него было короче другой и неестественно вывернута. Одежда – замызганная и ветхая, обычные для бедняков резиновые шлепанцы.

Завидев Хамиллу, он радостно оскалился, отчего его лицо не стало более привлекательным. Вскочил с диванчика, на котором сидел, и заковылял к хозяйке, бормоча что-то приветственное. Та не выказала ни удивления, ни отвращения к маленькому квазимодо и даже не побрезговала протянуть руку.

– Здравствуй, Азмат, – дружелюбно поздоровалась Хамилла. – Хорошо, что ты зашел.

Азмат благодарно коснулся своими корявыми пальцами нежной женской руки. Одновременно исподлобья бросил неприязненный взгляд на Ксана.

– Что, не признал меня, Азмат? Я каждый день у тебя газеты покупаю.

Уродец дернул скособоченным ртом, возможно, изображая улыбку. Улыбка, впрочем, была сомнительная – так ощеривается волк при виде своей жертвы.

– Азмат помнит машины, – пробормотал он. – Какая у тебя машина?

– «Мицубиси паджеро». Си-ди-62-73.

– «Ньюс», «Нэйшен», «Джанг» и «Хабрен».

– Профессиональная память, – похвалил Ксан.

Взгляд калеки не смягчился. Он был недобрым, почти злым.

– Иди на кухню, там тебе дадут что-нибудь поесть, – ласково произнесла Хамилла. – Я провожу гостя и присоединюсь к тебе.

Когда уродец удалился, она глянула на Ксана.

– Изумлены? Он такой же человек, как и мы с вами. Просто в жизни не повезло. Жизнь вообще несправедлива. К кому-то меньше, а к кому-то больше.

– На перекрестке Азмат смотрит на меня более дружелюбно.

– Моя супруга, как вы помните, занимается благотворительностью, – пояснил Идрис, и в его голосе Ксану послышались извиняющиеся нотки. – «Ночхалла» для этого и существует.

– Это понятно, но я думал, что помощь оказывается только чеченцам, в особенности беженцам. А этот паренек определенно не чеченец.

– Вы правы, – сказала Хамилла. – «Ночхалла» – чеченская организация. Но когда к нам обращаются пакистанцы, мы тоже не можем отказать. Это было бы неправильно. Этот несчастный продает газеты на авеню Блю эриа[18]. Он из дуллах шах кяй чухай. Чудовищный обычай – уродовать детей. У меня возникло желание помочь ему. Вы можете сказать, что это глупо, ведь таких «азматов» множество в столице и других городах, и, помогая одному из них, ничего не изменишь. Но тем не менее… Я стала покупать у него газеты. Потом он зашел к нам; узнать, где наш дом, не так трудно… Мы же не в дипломатическом анклаве живем за колючей проволокой.

Ксан почувствовал неприязнь в словах Хамиллы, но убедил себя, что это мимолетное впечатление. В конце концов, так оно и есть – многие посольства находятся за колючей проволокой.

– В общении с нашими обездоленными требуется знать меру, – строго сказал Идрис, который, по всей видимости, был не в восторге от посещений Азмата. – Национальная особенность. Им даешь подачку и они видят в этом повод просить еще. Потом еще и еще. Тот факт, что ты даешь им деньги или кормишь, воспринимается как твоя слабость. Выходит, тебя можно разжалобить, а это значит, что на тебя можно давить. Чтобы ты давал все больше и больше.

– Да, – согласился Ксан, – я с этим сталкивался.

– Сегодня мальчишка-попрошайка возьмет у тебя десять рупий. Завтра он будет ожидать уже двадцати. А послезавтра, если ты ему дашь пару монет, он швырнет их тебе в лицо. Издеваешься, что ли? Гони сотню, не меньше!

– Не надо так, – прервала мужа Хамилла. – Все это верно, но это не отменяет милосердия. Не сами они себя такими сделали. Мы их не изменим. И выбор у нас невелик: или помогать им, или смотреть, как они голодают и мучаются.

– Ладно, – проворчал Идрис. – Главное, чтобы они не заполонили наш дом.

– Не заполонят, – пообещала Хамилла. – А сейчас прошу меня простить. Пойду на кухню, узнаю… Наверное, у Азмата какие-то просьбы.

– Скажи ему, – сказал вдогонку Идрис, – чтобы приходил не сюда, а в офис «Ночхаллы». Там у тебя достаточно сотрудников, чтобы удовлетворить все его просьбы.

Хамилла не обернулась, и супруг с сожалением проводил ее взглядом.

– Никому не может отказать. Мне это не по душе, приходит в дом всякое отребье… Кто знает, что у них в голове. Для этого урода-коротышки она – королева, царица мира и благодетельница. А видели, как он на вас посмотрел? Как кинжалом пронзил. Ревнует ко всем. Я давно подметил.

– Так он часто к вам заходит?

– Чаще, чем хотелось бы.