Каро-Кари

– Мы не ангелы и добрые дела не делаем. Работали вместе. А тебе кажется, что можно уйти в сторону. Это и есть предательство. – После паузы Ксан продолжил. – Она убила Рычкова. Хотела убить еще кучу людей в Пешаваре. Наших и пакистанцев. Сама призналась, наверняка не соврала. Тебя не захотела пускать в расход. Однако это не повод для того, чтобы в умиление впадать и ноги целовать этой суке. Это повод для вербовки. Это твой шанс, Леня. А если ты одновременно получишь удовольствие, так кто против?

Уже в дверях Ксана остановили слова Шантарского:

– Ксан. Ради нашей дружбы. Дай мне три дня. Я заберу ее и уеду.

«Забавно выходит, – прикинул Ксан, – но удачно. Старых пообещал мне четыре дня, Шантарский просит три. Я вполне укладываюсь».

– И куда же ты собрался? – спросил он насмешливо.

– Не твое дело. Так даешь?

Ксан колебался, потом все же кивнул.

– Я тебе даю три дня, чтобы ты принял решение. Или ты используешь это время, чтобы привлечь Хамиллу к работе, или… Или наши пути расходятся.

* * *

Телефонный звонок прозвенел ровно в девять утра. Микаэла едва успела войти в приемную посла, бросить на стол сумку и проверить, нет ли пришедших за ночь сообщений на аппарате факсимильной связи. Несколько приглашений на приемы, информация о брифинге в Министерстве иностранных дел. Ничего особенного…

День обещал быть суматошным, как и все дни после пешаварского инцидента. Харцеву звонили, приглашали на совещания в МИД, в Министерство внутренних дел и даже в Объединенный комитет начальников штабов. Но этот звонок был другой, девушка сразу почувствовала. Звонил не городской, а внутренний аппарат, значит, кто-то из посольства.

Микаэла ждала этого. В глубине души надеялась, что, в конце концов, все сведется к шутке, и Бахыт Бахытович не станет настаивать на том, чтобы она выполнила свое обещание. Это была отвратительная сделка, но разве можно было поступить иначе? Если бы не она, все бы, кто поехал в Пешавар, были мертвы. Ксан, Шантарский, посол… Но никто не предполагал, что своим спасением дипломаты обязаны Микаэле. Иначе этот узбек ни за что не попросил бы генерала Шуджу о помощи.

Девушка решительно сняла трубку, но как только услышала густой и сладкий голос Талдашева, вся ее решимость улетучилась. Сердце словно стало чужим, жалко трепыхалось в груди, отказываясь гнать кровь по жилам.

– С добрым утречком, киз бола[30], куда же ты исчезла? – вкрадчиво осведомился Бахыт Бахытович.

– Н-никуда… – запинаясь, ответила Микаэла. – Никуда не исчезала, я все время в посольстве.

– И верно, – хрюкнул узбек, – деваться тебе, красавица, некуда. Но почему не заходишь? Уважила бы заслуженного человека.

– Вы говорили, что сами позвоните…

– Вот и звоню, киз бола. Но могла бы проявить инициативу, я бы это оценил. Думал, сообразишь, что можно прийти без напоминания. Я в ожидании уже который день, а дверка все не отворяется. А ты спустись, красавица, толкни дверку. Она несложно отворяется. Легко. Нужно только ручечку повернуть, толкнуть, и ты у меня.

– Я была очень занята, Бахыт Бахытович, – стараясь сохранять спокойствие, проговорила Микаэла. – Столько посетителей у Матвея Борисовича, столько поручений…

– Не води меня за нос, киз бола, – перебил девушку Талдашев, – просто ты думала, что старый человек забыл о нашем уговоре. А он не забыл и преданно ждет свою красавицу. Разве можно забывать о таких вещах? Так не полагается в отношении молодой и такой привлекательной девушки…

Микаэла почувствовала, что ее вот-вот стошнит.

– Как-то неудобно… У вас супруга…

– При чем тут супруга? Мы же о деле, а не о досуге семейном говорим. К офицеру безопасности все ходить обязаны. Докладывать. Советоваться. Не в ущерб основной работе, я понимаю. Вот в два обед начнется, все разойдутся, ты и приходи. Никто тебя, киз бола, не заметит. А если заметит, то ничего не скажет. Не посмеет. Так придешь?

– Приду, – тихо произнесла Микаэла.

– Вот и ладушки, – проворковал Талдашев. – Я знал, что ты девушка честная и порядочная. Слово свое держишь. Буду ждать тебя, киз бола.

Пять часов, остававшиеся до встречи с Талдашевым, превратились для Микаэлы в настоящий кошмар. Как во сне она отвечала на звонки, готовила для посла корреспонденцию, проекты писем и через силу реагировала на плоские шутки Модестова. В какой-то момент Сеня встревожился и с несвойственной ему участливостью спросил: не стряслось ли чего? Микаэла, может быть, впервые с благодарностью взглянула на Сеню и заверила, что она в полном порядке, только немного болит голова.

В два часа с минутами, дождавшись, когда административный корпус опустеет, девушка спустилась на первый этаж, прошла по коридору и на секунду замерла перед дверью кабинета Талдашева. Глубоко вздохнула и постучала.