Каролина и разбойник

— Господи, если бы я только могла, — рыдала она, — если бы я только могла передать ему свою силу и здоровье, то сделала бы это.

— Должно быть, вы очень любите его, — задумчиво сказала Пенни. Она подошла к окну и стала внимательно всматриваться в ночную мглу.

— Да, люблю, — сказала Каролина, отмечая, что впервые признается в любви к Гатри во всеуслышание, — я безумно люблю его.

Пенни отошла от окна. Однако Каролина заметила, что она избегает стоять к окну спиной.

— Я тоже люблю моего Уильяма, — сказала она. — Я рассказала ему, что те типы собирались делать, как они лапали меня и все такое. Он просто обнял меня и сказал, что сожалеет о том, что не смог меня защитить.

Каролина улыбнулась, утирая слезы тыльной стороной ладони.

— Он добрый человек. Вы должны быть счастливы с ним.

Пенни выглядела довольно опечаленной.

— Если бы только я могла родить ему ребенка, но, к сожалению, всемогущий Бог лишил меня этого. — Она села за стол рядом со стулом, который только что оставила Каролина. — Сестра Уильяма, Белинда, писала, что стала вдовой и больше не может содержать всех своих детей. Уильям хочет, чтобы мы взяли у нее двух мальчиков и воспитали их. Так они не лишатся семьи.

Каролина прониклась сочувствием к судьбе вдовы. Если бы Гатри умер, она могла бы оказаться в таком же положении. Мысль об отказе от своего ребенка была столь же непереносимой, сколь попытка представить Гатри мертвым.

— По-моему, это замечательная идея. Но как быть со школой? Ведь дороги к вашему с Уильямом ранчо заваливает снегом каждую зиму.

— Уильям может сам учить мальчиков, юн образованный, умный человек, — сказала Пенни в защиту мужа. — А против небольшого снега мы не возражаем.

Каролина устало повела плечами. Гатри выгнул шею и в бреду прохрипел что-то бессвязное. Заносы, которые могут изолировать человека с октября по апрель, никак не ассоциировались в сознании Каролины с небольшим снегопадом. Однако ее собеседница имела право на свое собственное мнение.

Она представила себе, как они с Гатри провели бы такой период изоляции. Однако вслед за этим ее душу пронзила тревога и боль. Вдруг она больше никогда не испытает это сладкое, снедающее чувство близости.

— Не умирай, — порывисто прошептала Каролина.

Пенни сделала вид, что не слышала того, что говорила Каролина.

Прошел еще один час, прежде чем в дверь забарабанили кулаком и мужской голос прокричал:

— Открывайте! Это я, Уильям!

Каролина и Пенни бросились к двери.

— Здесь был чужой мужчина, — выпалила Пенни, обнимая мужа. — Он напал на Каролину, когда она пошла к колодцу. Я стреляла в него!

Уильям выглядел ошеломленным. Но Каролина мало обращала на него внимания. Ее больше интересовал сутулый седовласый человек, который вошел в дом за Уильямом. В руках он нес черный саквояж, ободряюще позвякивающий врачебными инструментами.

— Это доктор Элкинс, — сказал Уильям, закрывая одной рукой дверь, а другой обнимая Пенни.

Старик поклонился в ответ на представление и немедленно подошел к кровати, на которой лежал Гатри.

— Плохо, — сказал он, снимая бинты, — очень плохо.

Каролина придвинулась ближе, готовясь, если понадобится, защищать Гатри. В то же время она отчаянно надеялась, что его спасет доктор.

— Его можно вылечить?

Доктор вздохнул, пододвинул стул и сел. Он положил руку на лоб Гатри и сказал:

— Хелло! Молодой человек!

Затем взгляд его добрых голубых глаз остановился на Каролине.

— Я не могу дать определенный ответ на ваш вопрос, мэм. Я попытаюсь сделать все, что в моих силах, чтобы поставить его на ноги. Это все, что я могу вам обещать.

Оцепеневшая Каролина кивнула.

— Согрейте мне немного воды, чтобы я мог вымыть руки, — сказал доктор Уильяму. Тот немедленно бросился выполнять его просьбу. — Первое, что мы сделаем, это почистим рану. Затем мы зашьем ее. Если он перенесет операцию этой ночью, ему на память останется ужасный шрам, так-то.

Каролина сглотнула комок.

— Он должен остаться жить, — сказала она себе, доктору и Богу. — Он хочет разрабатывать рудник, строить дом, воспитывать детей.

На лице доктора появилась добрая, ободряющая улыбка.

— Я сделаю все возможное, — заверил он ее. Мытье доктором рук было расценено Каролиной как добрый знак, свидетельствующий о склонности старика к чистоте. Доктор Элкинс снова присел рядом с лежащим Гатри.

— Полагаю, что будет немножко больно, — тихо предупредил он своего пациента, находящегося в бессознательном состоянии, — но это напомнит вам о том, что вы живы, а жизнь кое-что значит.

Каролина стояла рядом. Она хотела взять руку Гатри, но боялась помешать доктору.

Доктор Элкинс осторожно передвинул свой стул.

— Если хотите, — сказал он, — вы можете поговорить с ним, пока я работаю. Объясните ему причины, по которым ему нужно находиться здесь с нами, а не идти бог знает куда.

Каролина встала на колени и бережно взяла голову Гатри в свои руки.

— Я люблю тебя, Гатри Хэйес, — сказала она нежно. — Ты слышишь? Я люблю тебя. Я хочу готовить для тебя пищу, штопать твои носки, иметь от тебя детей. Но я не могу осуществить все это, если ты вознесешься в небеса, чтобы улечься на облаке и играть на арфе.