Каролина: между дождем и градом. Финал

— Но… Я ведь просила анестезию! Мы договаривались об этом с доктором заранее и…

— Правда? — недоумевала сестра, странно посмотрел на Орлова, застывшего у оконной рамы. — Ваш муж сказал, что вы собираетесь сами…

— ОН МНЕ НЕ МУЖ! — со слезами на глазах прокричала я, задыхаясь от боли и чувства беспомощности. Распластавшись на постели, не имела никакого права голоса. Больше, чем прежде. — Он тот, из-за кого наш ребенок появится раньше срока!

— Роды на тридцать седьмой неделе являются нормой и… — попыталась вставить свои пять копеек девушка, но ее перебил холодной бас владельца дома. Решительный, не терпящий возражений и препирательств:

— Я говорил с доктором. Нет показаний для наркоза. Ты будешь рожать сама.

— Владимир, — в ужасе волосы на голове встали дыбом, — я боюсь боли и хочу…

— Нет, — рявкнул он жестко, грубо. Так, что рядом сидящая сестра зажмурилась и подпрыгнула на стуле. — Ты будешь рожать сама.

— Мне будет больно, — рыдала я, умирая от новой схватки, больнее прежней.

— Все женщины через это проходят, — махнул он на меня рукой, подкуривая сигарету.

— Эти самые «многие» женщины корчатся в муках сутками, а могут даже умереть! — собственный голос напоминал фальцет, но уже спустя секунду я думала не о Владимире, а о боли, сводящей с ума. От которой глаза вылезали наружу, а жить вовсе не хотелось.

Набравшись смелости, медсестра резво повернулась к Орлову, деланно стойко пожурив того:

— Нельзя курить возле беременной! Посмотрите, она и так задыхается. — Владимир посмотрел на нее взглядом, пронзающим иглами, в нем четко читалось: «Как эта мошка позволила себе что-то мне сказать?» Прочистив горло, та не унывала: — И все же я попрошу вас не нервировать Каролину. Из-за вас ее схватки более болезненные, это факт. Она может и вовсе не смочь…

Громко, злобно и скалясь, он произнес лишь одно слово, но медсестра перестала дышать от страха:

— УВОЛЕНА.

— Ей нужна помощь до прихода врача! — цеплялась та.

— Пошла вон! — тем же тоном давил на нее Орлов, пока я растворялась в конвульсиях.

— И медсестер мало, так что… — встав на ноги, девушка и не думала уходить, надеясь на благоразумие.

— Если будет нужно, — многозначительно поднял бровь Орлов, — я лично приму роды, а ты чтобы покинула дом за десять минут, или тебя выведет охрана. Я понятно изъясняюсь? Следующее место, где ты сможешь работать — мойщицей трупов в общественном морге!

С сочувствием она посмотрела на меня, прикусывая нижнюю губу и сдерживая слезы:

— Простите, Каролина…

— ЧТО?! НЕТ! — придя в себя на краткое мгновение, я всеми силами вцепилась в девушку, желая видеть хоть одно умиротворяющее лицо рядом. Мир вокруг пылал болью и агонией, я терялась в ней, рассудок плыл. Но Владимир буквально выставил медсестру за дверь силой, заменяя ее место и держа мою руку. Отвернувшись к стене, я попыталась вырвать ее, но теперь не отпускали меня. — Прошу… Уйди. Рядом с тобой мне еще хуже, хотя, казалось бы… Куда?

— Нет, — отрезал он, а после сжал свободной рукой скулу, поворачивая лицом к себе. «Не смей!» — кричали его черные глубины. «Выказывай уважение!»

— Просто… — язык заплетался, хлопковое платье облепило второй кожей тело, — Оставь меня одну на пару минут, ладно?

— Нет, — эхом произнес он мгновенно.

— Сейчас придет врач, — умоляла я его, — с тобой я не могу расслабиться… Мне очень плохо, Владимир!

— Слушай меня внимательно, — чеканя каждое слово, он буквально плевал ими мне в лицо, — ты моя женщина. Моя, поняла меня? И я буду рядом на родах. Держать тебя за руку и смотреть, как рождается наша дочь. А еще перережу пуповину и первый возьму ребенка на руки.

«Он может не вернуть его тебе никогда!» — вопил внутренний голос, тело вдруг сжалось от новой порции «удовольствия» естественных родов.

— Забыла, — мои пальцы были сдавлены до судороги, — кто оплачивает счета твоих сестричек? О, поверь, детка, они живут на широкую ногу и ни в чем себе не отказывают! А родители? О них ты подумала? — выждав паузу, уничтожая меня взглядом, он резюмировал. — Если да, то можешь уходить прямо после родов. Только одна. Без Антона и дочки. Я назову ее Софией, в честь мамы.

— А меня, — ком встал в горле, дышать стало еще тяжелее, — спросить не хочешь?

— Уже нет, — слово громом среди ясного неба разразились его слова. — Уже нет… Ты спрашивала меня, хочу ли я, чтобы ты стала такой же амёбной, какой притворялась Валентина все эти годы? Никакая, пустая, тень мужа, во всем с ним соглашающаяся… До этого момента не хотел, дорогая. А сейчас… — сглотнув слюну, он показался мне еще чудовищнее в тот момент, чем когда бы то ни было прежде. — Ты либо сразу после родов подписываешь брачный контракт и живешь шикарной жизнью той самой верной и во всем податливой жены, либо уходишь одна. Ни с чем. Без моего ребенка.

— Ты… — зажмурившись, я попыталась выдохнуть. На лестнице слышались шаги, спешил доктор. — Ты не сможешь держать меня так вечно. Рано или поздно одно из звеньев цепи моего поводка порвется и…

— Этого никогда не произойдет, любимая, — тяжелая ледяная ладонь стерла пот со лба, погладила по голове. — Ты всегда будешь со мной.