Каролина: между дождем и градом

— Имей в виду, — Владимир непреклонен, непоколебим. Черт, со своим дьявольским контрактом, где расплата душей, — я готов помогать лишь семье. Чужие люди мне не интересны.

— Что это значит? — зажмурившись, я ощущала биение сердца сильнее, нежели ливень вокруг.

— Твои сестры вернутся обратно вместе с родителями. Кажется, ваш старый вагончик отвезли на утиль… Но не переживай. Договорюсь, и его поставят на прежнее место, как вы привыкли, — он хмыкнул, как самое настоящее чудовище без души, боль моя была ему неважна. — Переступив этот порог сейчас, я больше никогда не позволю тебе вернуться, Каролина.

— Но… — горечь съедала меня изнутри, сомнения убивали. Я должна была думать не о себе, а о семье. И вот он тот вопрос: как далеко мы готовы зайти ради счастья близких? Как глубоко готовы закопать себя?

— За все надо платить, — продолжил Владимир. Капли дождя перестали стекать по голове и лицу. Было явно — он за спиной, держит надо мной зонт. Шепчет в ухо, проникая в самое нутро. — Благодарным людям ты отплачиваешь той же монетой. Не благодарным… Сама понимаешь.

— Владимир, — застонала я, опустив голову, — я так не могу…

— Тогда, — губы коснулись мочки уха, зубы сжались на ней кандалами. — Иди, Каролина.

Я хотела уйти, мечтала сбежать так сильно, как ничто на свете. Но… Порой приходится быть сильнее, чем хотелось бы. Выбирать. Разве стоит моя жизнь счастья пятерых людей? Разве имею я правда лишать сестер заслуженного покоя?

В чем-то Владимир был прав: за все надо платить. И я разменяла свою жизнь на чужие. Подарила душу в обмен на близких. Зажмурившись и не веря, что творю, медленно вернула ногу на место, на плечи мгновенно упало теплое мужское пальто, окружая запахом власти и желания.

— Идемте, — слова застыли на языке, как расплавленный свинец. Язык немел, буквы забывались, голова разрывалась, — д-домой.

Губы коснулись темечка, Владимир жадно вдохнул мой запах и облегченно выдохнул:

— Умница, девочка.

Месяц спустя

— Как тебе салат из цуккини, Каролина? — вежливо поинтересовалась Валентина, глядя на то, как я уже пять минут ковыряю вилкой в тарелке.

— Пахнет отвратительно, — пожала плечами я, не стесняясь сказать правду, — на вид еще хуже.

Валентина схватилась за сердце, застонав так, будто я призналась в убийстве семи новорождённых детей:

— Это ведь итальянский рецепт!..

— Каролина, — стальной голос Владимира перебил жену, — если тебе не нравится, не ешь. Я попрошу принести что-то другое.

— Но, — Валентина растерянно хватала ртом воздух, — больше нет ничего готового.

— Значит, приготовят, — поставил точку жестким тоном в диалоге старший Орлов, после чего мгновенно встал и ушел.

Марк нежно погладил мое колено под столом. Поморщившись, я тут же его скинула. Тогда настойчивый парень переплел наши пальцы на столе. Наверняка он надеялся, что я не стану отвергать его при маме. Увы, с некоторых пор я не жаждала заслужить уважения этих людей и молча убрала руки, обнимая саму себя.

Владимир вернулся спустя продолжительное время, на тот момент я почти забыла о его внезапном «побеге». В руках мужчины был широкий деревянный поднос.

— Вот, — убрав подальше тарелку с салатом, он расставил вокруг множество мелких посудин со свежеприготовленным омлетом, жаренными сардельками, мясной и колбасной нарезкой. — Ешь.

— Милый, — голос Валентины нервно задрожал, — где ты все это взял? Повара я уже отпустила.

Резкий запах продуктов ударил в нос, как нашатырь. Рецепторы жалобно заныли от такого обилия, дав мощный спазм в желудок. Накрыв ладонью живот, я несдержанно прошептала себе под нос:

— Что они такого туда добавляют? Может, приправы…

— Тебе плохо? — спохватился Марк. — Белая, как мел.

Не в силах больше сдерживать рвотный спазм, я вскочила на ноги и что есть силы побежала в уборную. Последнее время еда совсем редко бывала в моем желудке, так что опорожнять было особо нечего. Приведя в порядок внешний вид, вышла в коридор и застопорилась.

Не хотелось возвращаться за стол. Даже месяц спустя эти люди вызывали у меня отторжение и омерзение. Я не могла смотреть им в глаза, не желала делить одно пространство. Завернув в библиотеку и зарывшись в самую ее глубь с томиком по изучению английского языка, я погрузилась глубоко в собственные мысли, когда голос позади раздался, словно гром среди ясного неба:

— Мы тебя потеряли.

Испуганно обернувшись, я с удивлением заметила поднос в руках старшего Орлова. Сейчас на нем была лишь овсянка и утренние булочки.

— Хочешь ты или нет, — не спрашивая разрешения, мужчина сел напротив, гневно сверкнув глазами, — тебе надо поесть.

— Иначе, — вопросительно изогнув бровь, я саркастично закатила глаза, — вы лишите мою семью спонсорской поддержки, да?

Владимир сцепил зубы так, что те хрустнули. В полумраке его лицо, казалось, вытянулось, словно у зверя. Ноздри раздраженно раздувались, когда он процедил каждую букву:

— Если потребуется, то да.