Каролинец

Молтри хотел было что-то вставить, но Ратледж его остановил. Ум законника требовал неукоснительного соблюдения процедуры.

— Минуточку, минуточку! Позвольте миссис Лэтимер закончить.

— Подозревая его в шпионаже, я собиралась сразу же сообщить о нем мужу. Но он убедил меня, что, несмотря на измененную внешность и другое имя, его прибытие связано только с недугом моего отца. Отец, как некоторые из вас, очевидно, знают, лишив меня наследства за то, что я вышла за… мятежника, сделал своим наследником Роберта Мендвилла. Мне казалось правдоподобным, что в данных обстоятельствах свой интерес, да и забота тоже, привели его к постели почти безнадежно больного отца. Я поверила. Кроме того, он поклялся немедленно уехать и не возвращаться в Чарлстон до конца войны. И я… сохранила все в тайне. — Она сделала паузу и затем продолжила. — Позавчера, когда Гарри прилег ненадолго отдохнуть, пришел мистер Миддлтон и сказал, что мужа хочет видеть квакер по имени Нилд. Я страшно рассердилась и… испугалась. Я сразу же спустилась вниз и здесь, в этой самой комнате, нашла этого человека. Я принялась отчитывать его за нарушение честного слова, за ложь, с помощью которой он заставил меня молчать. Теперь-то ведь стало ясно, что все было ложью. Я вновь решила немедленно рассказать обо всем мужу… — Миртль перевела дух.

— Вы говорите, что рассказали обо всем вашему мужу? — недоверчиво воскликнул Молтри.

— Нет. Только собиралась. И теперь наказана. Если бы я сделала это, ничего остального не случилось бы, потому что вслед за его арестом неминуемо арестовали бы и моего отца. Но Мендвилл запугал меня. Он заставил меня бояться не только за себя, но и за Гарри. Он признался мне, что отец разыграл грубый фарс с примирением, преследуя единственную цель — опутать моего мужа и рано или поздно привести его к позорной смерти.

Она подробно остановилась на причинах ненависти сэра Кэри, объяснила, как бесила баронета связавшая ему руки неоконченная дуэль с Лэтимером.

— Капитан Мендвилл сказал, что я не смогу выдать его, не выдав себя, потому что, не сделав этого в первый раз, я стала его соучастницей. Так что, даже если об этом умолчит Мендвилл, то на свет Божий все непременно вытащит мой отец.

Теперь я знаю, что мне следовало пойти на риск и сразу рассказать мужу обо всем. Но, к сожалению, имелось кое-что еще. Я была в долгу перед капитаном Мендвиллом. В давние времена, когда жизни Гарри угрожала опасность, капитан Мендвилл, по доброте и из симпатии ко мне, вступился за него перед лордом Уильямом Кемпбеллом и убедил предоставить моему мужу альтернативу ареста в виде добровольного изгнания.

— И вы поверили этому?! — поразился Гедсден, в памяти которого всплыла ночь, когда связанного по рукам и ногам Лэтимера швырнули по ошибке в его барку, приставшую к причалу. Гедсден уже тогда подозревал за всем этим интриги Мендвилла.

— Я до сих пор верю. И вот, помня об этом старом долге, да еще струсив, я снова согласилась держать язык за зубами. Меня вынудили обстоятельства. Гарри вошел в библиотеку, когда я все еще разговаривала с кузеном. В этот момент мужество изменило мне. Позже я опять хотела рассказать, но было слишком поздно. Муж сообщил мне, что, действуя согласно полученному приказу, задержал этого человека, и он до сих пор находится под стражей.

Миртль умолкла, и, пользуясь паузой, Ратледж тронул на столе колокольчик.

— Полагаю, — сказал он, оглядывая судей, — вы не отказались бы увидеть этого человека?

Его вопрос вывел всех из задумчивости, в которую их погрузил рассказ Миртль. Они поспешно выразили согласие. Вошел Шабрик, и Ратледж кивком подозвал его поближе.

— Прикажите срочно привести человека, выдающего себя за квакера по имени Нилд, — распорядился он. — Затем пошлите солдат за сэром Эндрю Кэри и держите его в соседнем помещении. Я сообщу, когда он мне понадобится. По пути попросите Миддлтона принести мне письмо, обнаруженное у Квинна — шпиона, которого вчера расстреляли.

Шабрик козырнул и удалился, бросив на Лэтимера мимолетный боязливый взгляд. Майор откинулся на спинку стула, прикрыв веки и еще раз проанализировал в уме признание, только что услышанное от Миртль.

Душа Лэтимера исполнилась новой болью. До последнего момента он находился в заблуждении, что эта женщина предала его, и меньше часа назад застрелил бы ее, если бы ему не помешали. К каким бы последствиям ни привело ее откровенное повествование, главного она достигла. Ее признание озарило его разум светом истины, рассеяло в сердце последние страшные сомнения и высветило, как на ладони, все, что его до сих пор тревожило и смущало. Оно вернуло ему желание жить — хотя бы для того, чтобы искупить вину и заслужить прощение за гнусные домыслы, которые обесчестили только его, раз он в них уверовал.

Он услышал ее голос и очнулся. Она говорила тем же спокойным, сдержанным тоном.