Каролинец

— Придержите свой язык, Джон Ратледж, — выпалил Гедсден, — то, что думаете вы о том, что думает Лэтимер, — тем более не доказательство.

Над Ратледжем посмеялись, что, впрочем, никак на нем внешне не отразилось. Когда смех прекратился, полковник Лоренс — во время войны против индейцев чероки он служил заместителем командира в полку Миддлтона — выразил мнение, что мистер Лэтимер может продолжить.

— Если бы в мою задачу входило представить вам подробный отчет обо всех словах, произнесенных лордом Уильямом и мною, то для возражения мистера Ратледжа имелись бы некоторые основания. Но поскольку я целиком полагаюсь на свою память, оно бессмысленно.

— Бессмысленно, — эхом отозвался Ратледж. И хотя он постарался произнести это нейтральным тоном, в нем все-таки слышалась издевка.

— Бессмысленно — потому что впечатления в данном случае не менее надежны, чем память, а может статься, и надежнее.

Переждав, пока смолкнет гул одобрения, Лэтимер продолжал. Его речь сводилась к уверению, что лорд Уильям — недаром он связал себя с колонией родственными узами — искренне желает пойти на мировую и будет всерьез этому способствовать. Одновременно он ведет не менее серьезные приготовления и на случай нежелательного развития событий, дабы не оказаться захваченным врасплох.

— Что ни говори, — снова вставил замечание Ратледж, — а факт остается фактом: он поддерживает активную связь со сторонниками короля на периферии и приказывает им вооружаться. Лорд Уильям, похоже, пытается сидеть между двух стульев.

Полковник Лоренс поднялся и начал миролюбиво, как бы рассуждая вслух:

— А разве все мы не делаем того же? Разве мы, в силу необходимости, не вынуждены поступать точно так же? Кто поручится, что Америка поддержит столкновение с королевскими офицерами, пускай даже такое столкновение необходимо для самого существования колонии?

Как легко было предвидеть, прозвучал безапелляционный задиристый ответ Гедсдена:

— То, что необходимо для самого существования колонии, должно быть сделано! В этом случае последствия не имеют значения.

Драйтон разразился афоризмом:

— Худшее из действий — бездействие из боязни худшего.

— Может быть, вы и правы, — печально согласился Лоренс. — Будущее покажет. Мы же имеем дело с настоящим.

Добродушный мистер Пинкни постучал карандашом по столу.

— Мы отклоняемся, господа. Когда мы представим Провинциальному конгрессу результаты расследования мистера Лэтимера, перед ним встанет единственный вопрос. Мы еще не дослушали сообщение мистера Лэтимера о том, что требует более срочного решения — об утечке информации. — И он кивнул Лэтимеру.

— Здесь мне исключительно повезло. — Лэтимер рассказал им о списке, показанном губернатором. — Список составлен почерком, который оказался мне знаком. Почерком Габриэля Фезерстона.

Это заявление вызвало в каждом из них бурю чувств. Однако не все спешили проявлять свое негодование. Фезерстон знал подходы к людями и где лестью, а где другими способами снискал благосклонность некоторых лидеров Колониальной партии. Несколько раз ему оказывали покровительство Ратледж и полковник Лоренс, поэтому оба они хотели повременить с выводами и сначала подробно расспросить обвинителя, однако их опередил Гедсден.

— Это требует от нас действий, — вскричал он, рывком поднявшись с места, едва Лэтимер закончил. — Тотчас же арестовать предателя! Чтобы другим было неповадно!

— На каком основании, сэр? — спросил полковник Лоренс.

Этот человек умеренных взглядов давно был на ножах с непреклонным Гедсденом. Его вопрос взбесил республиканца.

— О Господи, основания! Вам мало оснований?

— Да, конечно, для нас предостаточно. Но я имею в виду обвинение, которое ему предъявят при аресте. Какое преступление он совершил? Я негодую не меньше, чем мистер Гедсден, но мы должны соблюдать букву закона.

— К дьяволу закон! — прорычал Гедсден. — Это предатель. Ради нашей же безопасности мы должны от него избавиться. Вы как будто не расслышали? Или не поняли? По милости этого подлеца нескольким из нас грозит виселица! И вы еще болтаете о законе! Какой его букве вы следовали в деле Чини? Какой закон намеревались соблюдать в деле Кекленда, если бы его удалось поймать? А они оба — просто ягнята по сравнению с этим койотом.

Ответил Пинкни:

— Кекленд дезертировал из Провинциальной милиции. Формально в этом случае было совершено преступление, за которое мы могли привлечь его к суду. Фезерстон, к несчастью для нас, не сделал ничего такого, что по конституции давало бы нам право хотя бы изгнать его из конгресса, не говоря уже о законном суде.

— Вы будете рассуждать о конституции и законах, пока нас всех не уничтожат. Вы только и делаете, что сутки напролет предаетесь размышлениям, а тем временем другая сторона вооружается, чтобы нас сокрушить.

Гедсден перевел дух, собираясь с силами для новой словесной атаки, способной склонить чашу весов в его пользу, однако Ратледж предупредил этот взрыв. Всегда и во всем педантичный, он добросовестно адресовался к председателю.