Карта и территория

– Американцы. Года два-три назад они вернулись на рынок, ну и англичане тоже, немножко. Но главные покупатели – китайцы и русские.

Уэльбек посмотрел на него, словно взвешивая все «за» и «против».

– Ну раз вся надежда на китайцев и русских, то вы, возможно, правы… – заключил он. – Извините, – он рывком поднялся, – мне нужно закурить, иначе я ничего не соображаю.

Он вышел на стоянку, и, когда вернулся минут через пять, официант принес им еду. Уэльбек с воодушевлением набросился на бирьяни с ягненком, подозрительно взглянув на тарелку Джеда.

– Они наверняка добавили вам в жаркое мятного соуса…- не удержался он. – Ничего не поделаешь, английское влияние. Впрочем, Пакистан тоже бывшая английская колония. Но Ирландия – особый случай, они тут перемешались с коренным населением. – Сигарета явно взбодрила его. – Для вас эта выставка очень важна, не так ли? – спросил он.

– Да, чрезвычайно. У меня такое впечатление, что с тех пор, как я начал серию профессий, никто не понимает, куда я клоню. Под тем предлогом, что я занимаюсь станковой живописью и, более того, пишу маслом, отжившим свой век, меня неизменно записывают в приверженцы некоего движения за возврат к живописи, хотя я этих людей в глаза не видел и никакого родства душ с ними не ощущаю.

– А что, сейчас правда наблюдается возврат к живописи?

– Ну в какой-то степени, это одна из модных тенденций. Возврат к картине или к скульптуре, одним словом – к предмету. Но, по-моему, в основе этого лежат коммерческие соображения. Предмет гораздо легче хранить и продавать, чем инсталляцию или перформанс. Лично я никогда перформансов не устраивал, но мне кажется, что-то общее у меня с этим есть. Во всех своих работах я пытаюсь создать искусственное символическое пространство, в которое я мог бы вписать некие общедоступные ситуации.

– Приблизительно такие же цели ставит себе театр. Правда, вы не зациклены на теле… Просто бальзам на раны, честное слово.

– Да нет, одержимость телом как раз постепенно проходит. Ну, в театре, может быть, и нет пока, но в визуальных искусствах – безусловно. Во всяком случае, то, чем я занимаюсь, полностью вписывается в область социальной проблематики.

– Ну да, понятно… Понятно более или менее, что я смогу написать. Когда вам нужен текст?

– Открытие в мае, но текст для каталога мы должны получить к концу марта. У вас есть два месяца.

– Не жирно.

– Не надо много писать. Пяти – десяти страниц вполне достаточно. Больше тоже не возбраняется, само собой.

– Попробую… Ну я сам виноват, должен был сразу ответить на ваши мейлы.

– Что касается оплаты, то, как я и говорил вам, мы заложили десять тысяч евро. Франц, мой галерист, говорит, что я могу вместо этого предложить вам картину, но мне неудобно, вам сложно будет отказаться. Так что десять тысяч у вас есть; но если вдруг вы предпочтете картину, я согласен.

– Картину… – задумчиво произнес Уэльбек. – Ну, стен, чтобы ее повесить, у меня хватает. Стены – единственное мое достояние в этой жизни.

3

В полдень Джед должен был освободить номер, но его самолет улетал в Париж только в 19:10. Несмотря на воскресный день, торговый центр по соседству оказался открыт; он купил бутылку местного виски, и кассирша по имени Магда спросила, есть ли у него дисконтная карта Dunnes Store. Он послонялся несколько минут по сверкающим чистотой галереям, пока мимо проносились стайки юнцов, перебегавшие из фастфуда в зал видеоигр. Выпив в Rocket Ronnies сок «апельсин-киви-клубника», он решил завершить на этом знакомство со Skycourt Shopping Center и заказал такси в аэропорт; было начало второго.

В кафе Estuary, столь же просторном и незатейливом, как и все здание аэропорта, насколько он успел заметить, прямоугольные столы темного дерева стояли на значительном расстоянии друг от друга, не то что в нынешних дорогих ресторанах; за ними, по задумке создателей, могли спокойно разместиться шесть человек. Джед вспомнил, что пятидесятые годы прославились еще и беби-бумом.