Как ни странно, годы пошли Мэрилин на пользу. Она немного похудела и очень коротко подстриглась, решившись в конце концов последовать советам женских журналов – а что прикажете делать с такими прямыми тусклыми волосами, посетовала она; узкие кожаные брючки в обтяжку и кожаная же приталенная куртка дополняли обманчивый look интеллектуалки-лесбиянки, на которую, если повезет, могли клюнуть юноши робкого десятка. Короче, вылитая Кристин Анго*, но посимпатичнее. А главное, ей удалось избавиться от хронического шмыганья носом. – Я на это жизнь положила, – призналась Мэрилин. – Все отпуска проводила на разнообразных бальнеологических курортах, но в итоге мне нашли подходящее лечение. Раз в неделю я хожу на серные ингаляции, и, знаете, помогает. Пока, во всяком случае, я про это забыла.
* Кристин Анго (род. 1959) – французская писательница.
Даже голос у нее стал громче, отчетливее, теперь она делилась подробностями своей сексуальной жизни с изумившим Джеда бесстыдством. Когда Франц похвалил ее загар, она ответила, что ездила зимой на Ямайку.
– Потрахалась вволю, – добавила она. – Ну, бля, я вам скажу, мужики там суперские.
Он удивленно поднял брови, но Мэрилин уже сменила тему, вытащив из рыжеватой кожаной сумки, на сей раз весьма элегантной, от Гермеса, толстую синюю тетрадь на спирали.
– Да, это вечные ценности, – с улыбкой сказала она Джеду. – КПК у меня по-прежнему нет… Но все-таки я иду в ногу с прогрессом. – Она достала флешку из внутреннего кармана куртки. – Я скинула сюда три отсканированные статьи о твоей мишленовской выставке. Они нам очень пригодятся.
Потрясенный Франц покачал головой, бросив на нее недоверчивый взгляд.
Мэрилин откинулась на стуле и потянулась.
– Я пыталась следить за твоей работой… – сообщила она Джеду. Она перешла с ним на «ты», это тоже было что-то новенькое. -Хорошо, что ты не выставился раньше, многие арт-критики не вписались бы в твой поворот, а уж Пепита Бургиньон и подавно, хотя она и так никогда ничего не понимала в том, что ты делаешь.
Она закурила тонкую сигариллу – просто вечер сюрпризов какой-то – и продолжала:
– А нет выставок – нет и повода высказаться. Если теперь они захотят написать хвалебную статью, у них не будет ощущения, что они сами себе противоречат. Впрочем, я согласна с вами, что надо сразу нацеливаться на англосаксонские журналы, тут нам пригодится имя Уэльбека. Каким тиражом вы собираетесь издавать каталог?
– Пятьсот экземпляров, – отозвался Франц.
– Мало, давайте тысячу. Мне только для пресс-службы триста штук понадобится. Мы разрешим перепечатывать отрывки из текста, сколько угодно; надо договориться с Уэльбеком или Самюэльсеном, его агентом, чтобы они не вставляли нам палки в колеса. Франц рассказал мне про портрет. Отличная идея, поздравляю. На момент открытия выставки это будет твоя последняя работа, шикарно! Мы так пропиаримся, мама не горюй.
– Классная девка, – заметил Франц, когда она ушла. – Я знал ее понаслышке, но никогда не работал с ней.
– Она очень изменилась, – сказал Джед. – Ну в личном плане. А в профессиональном все та же. Поразительно, что люди делят свою жизнь на две половины, никак не связанные между собой и совершенно не влияющие одна на другую. Я всегда удивляюсь, как им это ловко удается.
– Ты и впрямь много времени посвятил труду… профессиям, – продолжил Франц, едва они сели за столик «У Клода». – Как никто из известных мне художников.
– А что точнее всего характеризует человека? Какой вопрос мы прежде всего задаем, когда хотим узнать о его положении в обществе? В некоторых социумах интересуются для начала, женат ли он, есть ли у него дети; у нас же в первую очередь интересуются профессией. Западного человека характеризует его место в производственном процессе, а не статус племенного кобеля.
Франц задумчиво, маленькими глотками, допил вино.
– Надеюсь, Уэльбек напишет хороший текст, – произнес он наконец. – У нас тут ставка больше, чем жизнь, сам понимаешь. Очень трудно заставить их смириться с таким резким виражом, как у тебя. Хотя нам еще грех жаловаться. В литературе и музыке практически невозможно поменять направление – линчуют, как пить дать. Но если, не дай бог, художник всю дорогу делает одно и то же, говорят, что он повторяется, а стоит ему что-то поменять – упрекают, что он хватается за все подряд. Я понимаю, что в твоем случае возврат к живописи и изображению людей не лишен смысла. Какого именно, я не возьмусь определить, да и ты сам, наверное, тоже; но я знаю, что это не просто так. Но одной интуиции для прессы недостаточно, надо придумать какую-нибудь теоретическую подкладку. Я на это не способен, ты тоже.