– Поверьте, я мог бы в сотни раз превысить суммы, которые выплачивают вам издатели, но ни за что не стану этого делать. Это было бы проявлением неуважения и к вам как писателю, и к себе самому как читателю, хотя вряд ли сей аргумент способен понять человек, не уважающий собственных персонажей.
Уэллс хотел было вмешаться, но Конан Дойл опять остановил его резким жестом:
– Погоди, Джордж, погоди. Наш разговор становится с каждой минутой все интересней. Итак, вы полагаете, что я недостаточно уважительно отношусь к своим персонажам, мистер Гилмор? Вы на это намекаете?
– Именно на это, – ответил Мюррей невозмутимо. – По-моему, вы куда тщательнее работаете над вашими рыцарскими романами, нежели над детективными рассказами.
Конан Дойл молча глянул на него, потом перевел взгляд на женщин, потом – на Уэллса, словно взвешивая, может ли он дать волю сжигающему его изнутри пламени или стоит усмирить бешеный темперамент, коим он был обязан ирландской части своей крови.
– Вы правы, мистер Гилмор, – признал он наконец, выбрав, к облегчению Уэллса, примирительный тон. – Но это не значит, что я небрежничаю с Холмсом.
– Скорее все-таки небрежничаете, – настаивал Мюррей.
Конан Дойл фальшиво рассмеялся, как будто хотел показать присутствующим, что этот спор его страшно забавляет.
– И у вас есть тому доказательства? – поинтересовался он словно между прочим.
– Непременно, – ответил Мюррей. – Я сотни раз прочел каждую из историй про Холмса и записывал в специальную тетрадку все ошибки и неточности, какие встречал, – на случай, если когда-либо доведется обсудить их с вами.
– Очень жаль, что ты не прихватил с собой эту тетрадку, Монти, – вступил в разговор Уэллс. – Но ничего не поделать, пошлешь ее Конан Дойлу завтра, и он сможет спокойно с ней ознакомиться. А сейчас…
– Так я и поступлю, не сомневайся, – заверил его Мюррей. – Но, к счастью, некоторые из своих замечаний я помню. Например, не существует того места, где обнаруживают труп Дреббера в “Этюде в багровых тонах”. Дом номер три в Лористон-Гарденс совсем не такой, правда, Эмма?
Все перевели взоры на девушку, и первым Конан Дойл, который уже и не пытался изобразить улыбку.
– Да, правда. Однажды вечером он повел меня туда, и мы несколько раз прошли по этой улице взад и вперед, но не нашли дома, описанного в повести, – пояснила Эмма не без смущения, и в голосе ее слышались как извинение перед Конан Дойлом, так и досада при воспоминании о том скучнейшем вечере, когда ее жених вдруг возомнил себя Шерлоком Холмсом.
– А еще в той же повести, – продолжил Мюррей, не замечая реакции Конан Дойла, – Ватсон говорит, что пуля попала ему в плечо во время Афганской войны, а в “Знаке четырех” он упоминает уже о раненой ноге. И где, интересно знать, производят такие шустрые пули, способные нанести сразу две раны, мистер Конан Дойл? Я бы рад был прикупить несколько штук.
– Просто пуля отскочила от кости в плече, задела подключичную артерию, вышла из тела, прошла по прямой вниз и угодила в ногу, – объяснил Конан Дойл сердито.
– А… – улыбнулся Мюррей. – Или в бедного Ватсона выстрелили, когда он справлял нужду за кустами, и таким образом одна и та же пуля прошла через плечо и попала в ногу.
Миллионер расхохотался, сотрясая воздух, но никто его смеха не подхватил. Постепенно в воздухе сгустилось напряженное молчание. К счастью, Джейн догадалась поскорее пригласить гостей к столу, и вид у нее при этом был такой, будто спор, при котором все они только что присутствовали, следует считать всего лишь неприятной галлюцинацией.
Пять минут спустя Джейн уже разливала чай, а Эмма помогала ей, обнося гостей блюдом с песочным печеньем. Чтобы как-то справиться с неловкой паузой, девушка на все лады расхваливала печенье, и Джейн сообщила, что любит “Кемп” именно за прекрасное сочетание аниса со сливочным маслом. Но, на беду, тема быстро иссякла, и молчание, словно слой пыли, опять накрыло присутствующих.