Карта моей памяти

Ее друг Альгирдас Дегутис, прошедший страшную советскую высылку (еще мальчишкой), думавший, уже попав в Вильнюсский университет, что либерализм – панацея от коммунизма (по слухам, ездил на стажировку в США, но вернулся в Вильнюс). Ему я звонил, когда советские танки шли на вильнюсский телецентр, чтобы было понятно, что ГКЧП – не голос российских интеллигентов, хотя взгляд со стороны литовских друзей меня иногда немного настораживал. У нас была общая философская привязанность – Мераб Мамардашвили. Для советского Запада (то есть Литвы) он был больше европейцем, чем другие советские люди. Они приглашали его с лекциями в Вильнюс. Даже в воспоминаниях Альгиса именно западноевропейскость Мераба была выделена как знак высокой культуры: «Я помню, как встречал его на вокзале. Он выглядел впечатляюще: большая лысеющая голова, спокойный, обходительный, уверенный в себе, с мягкими манерами, стильно одетый – темно-синий свитер, желтые кожаные ботинки, в руке незажженная трубка. Он казался человеком Запада и заметно выделялся на тусклом фоне окружения». Но это было неприятие советизма, а не отрицание русских. А Мераб – это хорошая школа, это торжество разума против всех и всяческих мифов. Теперь Альгис – доктор философских наук, профессор, автор книги «Как возможна либеральная тирания», говорит и пишет о том, что русофобия под маской либерализма может привести Литву к катастрофе. Он писал: «Из нас создают поле боя. У нас будут бои. И что от нас останется? Ничего. За это надо сказать спасибо русофобам. Ведь эта идеология идет сверху». Конечно, литовское начальство его недолюбливало, да и недолюбливает сейчас, думаю. Все-таки, как писал Дюма, и много лет спустя остается то, что не сломать никакой политике, – понимание, что друг вряд ли станет тебе врагом. А также надо добавить, что разум, который мы принимали как основу бытия, всегда был преградой иррациональному национализму и сервилизму. Литовским друзьям я благодарен и за то, что они помогли мне в дни моего романа с нынешней женой, нашли квартиру, всячески опекали. Более того, они пригласили меня в конце 80-х на конференцию, подгадав ее к Рождеству, которое я справлял с ними. Интересно, что лучшим знатоком литовских рождественских обычаев оказался их друг – литовский еврей. Имени его не помню. Помню, что мы тогда говорили о том, что «москали» по крови ближе к литовцам, а не к славянам, поскольку в Москве, Подмосковье и далее к северу обитали восточнолитовские племена (голядь и т. д.). Половина московской знати литовского происхождения. Я еще добавил о литовских корнях «величайшего русского писателя» Достоевского, о чем они не знали, а также, что герой знаменитого петербургского романа писателя «Двойник» носил фамилию Голядкин.

Альгирдас Дегутис

А в тот год среди вильнюсских университетских философов мне было не по себе. Разные люди, хотя из одной вроде бы корзины, но почему они вели себя так по-разному? В шикарном ресторане мы сидели с научным официозом, и, как у любого официоза, нравственность отсутствовала, они лебезили, однако, как всякие рабы, держали лезвие бритвы наготове. Как писал Константин Аксаков,

Раб в бунте опасней зверей,
На нож он меняет оковы…
Оружье свободных людей —
Свободное слово!