Карта нашей любви

– Ты самонадеянный осел. У тебя не было ни малейшего права решать, когда я должна была узнать про своего отца. Мне не нужен никакой ирландский идиот, который будет принимать решения за меня. Я не какой-нибудь раненый щенок, который нуждается в спасении.

– Это именно то, что ты есть, – перебил ее Эйдан холодным тоном. – Будь честна, Холли. Ты не могла дождаться, чтобы рассказать мне свою трагичную историю. Ты хотела, чтобы я о тебе позаботился. Ты заставила меня поверить, что мы привязались друг к другу, – то, чего я не чувствовал ни к кому уже давным-давно. Но потом ты быстренько сбежала к своему парню. Это выглядело так, словно меня вообще больше не существует.

Он попал в больное место. Холли чувствовала смесь злости и ужасной грусти, которая булькала, как кислота, в глубине горла. Почему он упрекает ее за Руперта, хотя сам сбежал к Кларе? Голова начала болеть от бесконечных попыток собрать все в одну картинку, она почувствовала, что эмоции сейчас просто хлынут из нее потоком. Это было слишком. Всего было слишком.

– Я доверяла тебе, – сказала она, поднимаясь на ноги.

Она посмотрела на Эйдана в последний раз.

– Ты был первым человеком, которому я доверилась за очень долгое время, – сказала она, – я думала, что нашла кого-то, кто понимает меня, но это было смешно и глупо, сейчас я это понимаю.

– Не убегай. – Эйдан поймал ее руку. В голосе звучала паника, когда он схватил ее. – Твоя семья здесь. Это твое место.

– Как может быть моим место, где есть ты? – спросила она, вынимая по одному свои пальцы из его руки. – Я не принадлежу никакому месту. Никогда не принадлежала, и, наверное, уже не буду. Пора перестать думать, что где-то трава зеленее, потому что это не так. Это просто не так.

Он не пытался догнать ее, когда она пошла обратно по тропинке и вдоль пляжа. Наверху она увидела, как открываются ставни таверны и первые купальщики расстилают на песке полотенца. Она ждала, когда потекут слезы, но они не пришли. Она знала, что надо делать, и она должна это сделать сегодня.

Глава 28

Прошло два месяца…

После невероятно пасмурного мая в Лондон пришло солнце. Серые облака разлетелись, как весенний цвет деревьев, и постепенно вылили все свои дожди. К июлю земля в парках стала твердой и растрескалась. На севере города, в Камдене, поверхность воды в канале была темно-синей, точное отражение картины сверху. Живущие здесь гуси мягко скользили по поверхности, их одиночный гогот тонул в покое еще одного безупречного утра.

Холли пробиралась по тропинке вдоль канала между выброшенными обертками от кебабов и пивными бутылками, приветствуя улыбкой встретившегося дворника. На его тележке висел переносной радиоприемник вместе с метлой и пустыми мусорными мешками, и он подпевал песне Боба Марли, пока занимался своим делом. Когда она подошла к мосту с набором замков, Холли почувствовала, как ее туфли слегка заскользили по влажной земле. Каждое утро, до того как торговцы выставляли свои киоски, землю поливали водой, и сейчас в воздухе застыл занавес из конденсата, зависший над влажными булыжниками.

Это было любимое время Холли на рынке, и она поймала себя на том, что стала вставать раньше каждое утро, потому что хотела быстрее прийти сюда. Если она регистрировалась самое позднее до четверти девятого и платила ежедневную аренду, ей гарантировалось место под киоск до семи вечера. Они с Айви договорились по очереди расставлять киоск, но Холли предпочитала приходить почти каждый день. В приготовлениях было что-то успокаивающее, и во время работы она чувствовала, как мозг просыпается – слой за слоем. В нескольких метрах от ее киоска была маленькая закусочная, где продавали греческий кофе, и она любила заказать фраппе, взять его на узкий мостик через канал и пить там, глядя на свет в воде и настраиваясь на новый день. Когда рынок заполнялся покупателями – а это происходило очень быстро, – казалось, что время пролетает, а эти несколько утренних часов становились еще ценнее.

Холли особенно радовалась этому воскресному утру, потому что могла предложить большой ассортимент новых изделий, которые она закончила прошлой ночью. Энни осталась в ее мире и присылала огромные посылки с местными кружевами с Закинфа, отказываясь брать с нее что-то, кроме транспортных расходов. «Сандра была бы счастлива, – сказала она однажды Холли, – что ее племянница создает такие великолепные вещи так же, как она когда-то делала». Холли же отвечала тем, что в любую свободную минуту шила одежду, которую потом продавала.

Как только киоск был установлен и открыт, ее оригинальная, нежная и красивая одежда начала разлетаться в мгновение ока. Уже почти пять стоек ее изделий распродались, и она только успевала вывешивать новые. Квартира Руперта стала походить на развал с материалами, но, похоже, он не возражал. В те редкие вечера, когда у него не было деловых ужинов с клиентами, Холли убирала все в коробки и готовила сама. Руперт обожал, как она его балует, ему нравилось, что вечером его ждал ужин на столе, а она с удовольствием делала все, чтобы порадовать его.