Риджент-парк был оживленным, как всегда в летнее время. Холли прошла мимо компании друзей, игравших в волейбол и фрисби, семей на пикниках и, наверное, всех пород собак, которые бегали сами по себе, вынюхивая дорогу в высокой траве у озера. «Филану бы здесь понравилось», – подумала она и тут же отбросила мысль о счастливом рыжем сеттере. На берегу старая ива лениво опускала свои ветви в воду, и Холли нашла тенистое место неподалеку. Несколько минут она сидела и смотрела, как солнечный свет пляшет на листочках и согретых круглых пузиках маргариток, которые беспорядочно выглядывали из травы у ее ног. В эти дни все, что она делала, – это старалась не думать о Закинфе, но он был везде, сидел как крошечный кусочек света в углу ее сознания. Похоже, не было возможности его не замечать. Помотав головой, чтобы стряхнуть воспоминания, Холли достала телефон.
Первый раз, когда они с Деннисом разговаривали по телефону, неловкость можно было пощупать. Проведя всю свою жизнь с британскими туристами, отец хорошо знал английский, так что проблема заключалась в другом. Дело было в том, что они ходили вокруг того, о чем действительно хотели поговорить. Холли, однако, продолжала попытки, твердо решив установить отношения, даже если это потребует много времени и сил.
Первый раз она позвонила всего через несколько дней после возвращения с Закинфа и сейчас поддерживала эту связь по крайней мере раз в неделю. Деннис отвечал всегда и каждый раз все больше радовался, услышав ее голос. Он только вернулся к работе после приступа и жаловался Холли в подробностях, как он упустил столько прибыли, пока болел во время пиковых летних месяцев. Конечно, это была неправда, потому что Палома работала теперь все время в ресторане в Порто Лимнионасе вместо клиники, но это была чисто греческая манера – поплакаться. Холли это быстро поняла, когда начала еженедельно звонить ему.
Они обсуждали его детство, работу и чаще всего Марию. Холли с такой тоской скучала по своей сводной сестре, что она боялась, что ее разорвет на части, поэтому всегда очень была рада услышать, чем она сейчас занимается. По словам Денниса, дочка росла такой же, как он в детстве, – веселая, избалованная и склонная влезать в неприятности каждый день. Это заставляло Холли полюбить девочку еще крепче.
В своих разговорах они обходили стороной только две темы: как она появилась на свет и Эйдана. Холли понятия не имела, знает ли Деннис о том, что между ними произошло, но, похоже, он понимал, что тема Эйдана закрыта. Она подозревала, что Эйдан сам попросил Денниса об этом, но все же чувствовала некоторое облегчение из-за их обоюдного молчания. Она не хотела думать об Эйдане, как и говорить о нем.
Сегодня Деннис ответил через некоторое время, и когда он ответил, связь была не очень хорошей.
– Я на своей лодке! – гордо сказал он Холли, и она похихикала, представив эту картину.
– Я рада за тебя, – ответила она, и они легко перешли к обычному разговору о погоде в Греции и сегодняшнем улове рыбы.
– Я хочу приготовить мою рыбу для тебя, – сказал он через какое-то время. – Это лучшая рыба во всей Греции.
Холли снова засмеялась. Нет такого понятия, как скромность грека.
– Когда ты приезжаешь? – спросил он.
Повисло неловкое молчание, Холли закусила губу.
– Скоро, – промямлила она. – Обещаю, очень скоро.
Деннис глубоко вздохнул, и Холли услышала звук воды, плещущейся о борта лодки.
– Мне надо тебе кое-что рассказать, – начал он, и было понятно, что ему это тяжело дается. – Я должен сказать тебе все лично. Не хочу по телефону. Понимаешь?
Холли все понимала, потому что чувствовала точно так же. Она знала, что он хочет рассказать о ее матери и о том, что случилось много лет назад, но эта мысль все еще пугала ее. Сейчас она была спокойна, и перспектива врезаться в пресловутую лодку ей никак не улыбалась. Ей хотелось узнать этого человека получше, прежде чем он расскажет ей о матери.
– Холли?
Она кивала в трубку, ничего не говоря, и сейчас, спохватившись, произнесла «да» сначала по-английски, потом по-гречески.
– Я очень занята на работе, – добавила она. – Но приеду, чтобы повидаться с вами всеми. Я обещаю.
Похоже, это сработало, и Деннис оставил эту тему, затянув песню о том, как его старшая сестра носится с ним, как мать, и заставляет его продать лодку.
– Это самая важная вещь, которую я люблю, – сказал он, потом рассмеялся и добавил: – После моих дочерей. И жены!
Холли нервно рассмеялась. Деннис был ее отцом, и она приняла это, но ей все еще казалось странным, когда он отзывался о ней, как о дочери.
– Что будешь делать вечером? – спросил он. Зная, что на Закинфе уже восемь тридцать вечера, она спросила, когда он планирует возвращаться на берег.
– Ты прямо как моя сестра, – рассмеялся он. – Я большой мальчик. Я счастливее на воде, чем на земле, как черепаха каретта-каретта.