Карта убийцы

– Если бы он пошел с нами, то замерз бы и умер, в больнице или в приюте, один, не имея рядом никого близкого. Если бы мы понесли его против его воли, он умер бы, считая себя неудачником, ничего не сделавшим для Джесс.

– Но это же не так – из того, что ты мне рассказала, следует, что Милтон сделал для нее все, что было в его силах.

– Порой правда и то, как человек ее воспринимает, это две совершенно разные вещи. Милтону казалось, что он подвел Джессику, поэтому он возвращался сюда. По-моему, ему нужно было что-то делать, действовать, наполняя смыслом годы, проведенные в поисках.

– Снова твои штучки? – сказала Сабина, и Блю, улыбнувшись, согласилась.

– Теперь твоя очередь, – предложила Сабина. – Это отвлечет наши мысли от сырости.

– Даже не знаю, с чего начать.

– С самого начала.

Дорога петляла, вода замедляла продвижение вперед. Женщины спотыкались, попадая в затопленные выбоины, их ноги постоянно натыкались на скрытые под водой ветки и камни; дорожные знаки отсутствовали, вообще не было никаких признаков жизни. До ближайшего дома было еще очень далеко, поэтому Блю выполнила просьбу союзницы. Она начала с рассказа о своей матери и маленькой грязной квартиры, с того дня, когда «Оркестр семьи Форд» исполнял музыку крышками от сковород и деревянными ложками. С того дня, когда ее детская жизнь сделала крутой поворот.

Они шли под непрекращающимся дождем, а Блю продолжала говорить. К тому времени, как она дошла до смерти Девлина, вода добралась до воротника свитера и тонкой струйкой поползла на грудь. Сабина молчала, если не считать клацанья зубами.

Дойдя до смерти матери, до того момента, когда она обнаружила, что та сделала и с кем, Блю начала запинаться. Она рассказала про попытки найти утешение в логике, про все те научные теории, объясняющие ее способности, объясняющие то, почему она видела то, что видела: эмпатическое понимание, синестезия, нейролингвистическое программирование, коллективные галлюцинации. После событий последних дней все это казалось нелепым вздором.

Время от времени Сабина кивала, вздыхала, выражая удивление или сожаление, но не смеялась и не возражала, не останавливалась, чтобы сказать Блю, как все это ужасно, как, должно быть, ей было тяжело, когда она узнала, что сделала ее мать. Она не спрашивала, изменило ли это отношение Блю к Бриджет, не задавала все те избитые сочувственные вопросы, которые ей задавали в прошлом. Сабина слушала. Блю говорила.

Наконец вдалеке показался дом, на втором этаже которого горел свет. Казалось, здание плавало в воде. Солнечные лучи блестели на рябистой поверхности. Блю дошла до конца своего рассказа.

Какое-то время женщины шли молча. Дорога должна была занять еще по меньшей мере пять минут, и Блю надеялась, что они пройдут этот путь молча, однако Сабина спросила, можно ли ей задать один вопрос, и это должно было быть что-то важное, потому что в противном случае зачем она спрашивала?

– Да, – сказала Блю, – задавай.

– Ты приехала сюда, потому что твоя мать умерла. Тебе казалось, что ты не свыклась с ее смертью?

– Да, совершенно верно, – сказала Блю, и вдруг до нее дошло, что сегодня ровно три года с того дня. Она подумала, как бы Бриджет отнеслась к тому, что дочь встречает годовщину ее смерти по колено в воде, спасаясь от двух убийц и призрака их жертвы. Блю решила, что мать пришла бы в восторг. Она обхватила бы ее лицо своими мягкими сухими ладонями, расцеловала бы ее, наполняя своим запахом, своим смехом, своей любовью, и сказала бы, что это по-прежнему в ней есть. У Блю раскололось сердце, проваливаясь вниз; образовавшаяся в груди пустота одиночества заполнилась болью.

– По-моему, ты скорбишь не только по своей матери, – сказала Сабина.

Блю могла бы возразить. Могла бы даже сказать, что Сабина права и она переживает утрату Арлы и Боди. Но у нее перед глазами появился образ толстого смуглого мужчины с круглыми, как полная луна, стеклами очков, в ярком кафтане, расшитом бусами, и ей сдавило горло.

– Я сочувствую, что ты потеряла и его, – тихо промолвила Сабина.

Стоя в холодной воде, Блю ощутила на плече тепло руки, услышала проникновенный голос: «Отлично сработано, девочка моя!», и на мгновение ее захлестнули воспоминания, не о лицах или событиях, а память о том, что это такое – понимать, что если отец будет ей нужен, он придет. Всегда. Память о том, что это такое – осознавать, что не нужно со всеми невзгодами разбираться в одиночку.

Но это были лишь воспоминания. Теперь у Блю никого не осталось.

– Извини, я не хотела тебя расстраивать. Я просто… – Замедлив шаг, Сабина перешла на шепот: – Они нашли друг друга благодаря тебе. Если бы не твой… как там его… они бы оставались одинокими.

* * *

Дом уже совсем близко. Его обитатели видят приближение женщин, они открывают окно и кричат им – седой старик, рыжеволосая женщина средних лет.

– Они нам помогут, – уверенно говорит Сабина, и Блю чувствует, что это так, эти люди сделают все, что в их силах, чтобы им помочь. – Они обработают мне руку, они нас накормят и согреют, они вызовут полицию.