Карта убийцы

– Смелее, выпей! От одного бокала плохо не станет. Это поможет тебе расслабиться. – Джудит приподнялась на локте, и ее мягкие светлые волосы закрыли ей один глаз. Она поцеловала Джеймса в губы. – Трудно было вырваться?

– Да нет, нисколько.

– Какой предлог ты назвал?

– Никакого не называл.

– И она отпустила тебя просто так?

– Отпустила.

– Но разве она не станет гадать, где ты? Не станет задавать вопросы, когда ты завтра вернешься домой?

– Завтра? – спросил Джеймс.

Джудит уселась в кровати, простыня спала в сторону, она смахнула волосы с лица.

– Да, завтра. Когда ты вернешься домой, завтра.

Джеймс почувствовал тот же самый прилив крови, как и тогда, когда Джудит впервые посмотрела на него так, с вожделением во взгляде, а до того на него так никогда не смотрела ни одна женщина. И он не подумал: «Я не могу остаться»; единственной его мыслью было: «Я не могу поверить в то, что она хочет, чтобы я остался».

Все те, с кем общался Джеймс, знали его слишком хорошо; все женщины на фабрике знали его уже много лет, они знали и Мари. Они знали, что он собой представлял, знали его проблемы, знали, почему он вдруг внезапно вскакивал из-за стола и выбегал в коридор, чтобы на несколько минут захлебнуться непрерывным кашлем. Но Джудит ничего этого не знала.

В первый раз они сидели рядом в комнате переговоров, одни, и Джудит показывала ему принесенные с собой образцы канцелярских товаров, но Джеймс сказал, что окончательное решение должен будет принять его начальник, который сейчас уехал и должен был вернуться только на следующей неделе. Джудит сидела очень близко к нему. Она прикоснулась ему к руке. Джеймс спросил у нее, почему она занялась торговлей. Джудит ответила, что ей очень нравится ее работа, нравится встречаться с новыми людьми, а зарплата хорошая. Затем она сказала, что ей нравится его голос, как она его назвала, «с хрипотцой», а Джеймс не стал ей говорить, что у него повреждены голосовые связки.

Джудит сказала, что живет недалеко от Уорика, но остановилась здесь в гостинице, и предложила вечером встретиться и что-нибудь выпить, и почему-то Джеймс согласился. Он сам не мог сказать, как так получилось; он об этом не думал. Его смена заканчивалась в три часа дня, и он отправился в гостиницу; домой он вернулся в девять вечера, а Мари ушла к подруге. Джеймс сидел у окна, на пятом этаже, и смотрел на огни, не в силах поверить в то, что произошло. У него не было времени, чтобы почувствовать себя виноватым или испугаться. Он пребывал в мечтательном недоумении. Красивая молодая женщина посмотрела на него так, без чувства жалости или насмешки, в ее взгляде только вожделение. Ни одна женщина еще не относилась к нему как к мужчине, внушающем подобное чувство. Это было похоже на галлюцинацию. Джеймсу казалось, что на самом деле ничего этого не было, абсолютно ничего, потому что такое с ним просто не могло случиться.

И тем не менее он снова был вместе с Джудит.

– На ночь я остаться не могу. Я должен вернуться домой.

– Я думала, ты останешься на всю ночь.

– Извини, не могу.

– Ну тогда хотя бы выпей со мной вина, хорошо? – сказала Джудит, и он кивнул; она встала с кровати, обнаженная, и налила два бокала вина, после чего подошла к Джеймсу, и его лицо оказалось на уровне ее груди.

– У вас есть дети? – спросила Джудит, передавая ему бокал.

Джеймс был знаком с Мари четыре месяца, прежде чем они легли в кровать. Они поженились через четыре месяца после этого. Джудит ничего не знала о нем. Но она погладила его по голове и провела рукой ему по затылку так, будто знала о нем все.

– Нет, детей у нас нет, – сказал Джеймс. Пальцы Джудит были нежные и теплые. У него затвердел член, и он подумал: «О господи, ты красивая, какая же ты красивая!», а затем: «Что я делаю?»

– Вы не пробовали их завести?

– Пробовали. Просто у нас ничего не получилось. В молодости я болел, и это сделало меня… понимаешь… – Джеймс залпом выпил вино, и болезненные мысли умерли; он отчетливо ощутил близость обнаженного тела Джудит. Быстро допив вино, та перелезла через него и улеглась на своей половине кровати.

– Извини, – сказала она. – Из тебя получился бы замечательный отец.

– Но зато я замечательный дядя, – сказал Джеймс. Он действительно был замечательным дядей. Всего племянников и племянниц было семеро. Джеймс нарисовал акварелью портреты всех их; он помнил, когда у кого день рождения, помнил, у кого в субботу футбол, а у кого танцы. Джеймс сажал их себе на колени, ощущая тяжесть их тел. Они обвивали его за шею, и он ощущал тепло их рук. Это было что-то. По крайней мере, это было хоть что-то.

Засунув руку под простыню, Джудит нащупала его.

* * *

Потом Джеймс встал с кровати, пошел в туалет и уселся на унитаз. В зеркале он увидел мужчину средних лет, того же самого, который смотрел на него из зеркала утром. И как могло быть так, что он по-прежнему выглядел так же? Джеймс потерялся; он не понимал, что происходит; не верил самому себе. Ну как мужчина может любить свою жену и в то же время полностью забывать ее? Полностью забываться сам?