Картезианский развратник

И она притянула меня для приветственного поцелуя. Ее рука играла с моими локонами, а я вдруг почувствовал, как ее язычок скользнул мне в рот. До сего момента мне не приходилось целоваться таким образом, и во мне всколыхнулось странное волнение. Я робко посмотрел на даму, и мои глаза встретились со сверкающими, полными пламени очами, которые так и звали к новым поцелуям. Следующий поцелуй не заставил себя ждать, и только после этого она наконец разомкнула свои жаркие объятия и я смог пошевелиться. Однако я ничуть не рассердился, что она взяла меня в плен, каким-то чутьем я понял, что это вовсе не обычная церемония знакомства. И несомненно, что отпустила она меня лишь потому, что заметила, как на меня действуют ее ласки, которые она расточала с такой неосторожностью. Но мадам д’Инвилль недолго раздумывала, снова обратясь к Сюзон, она постоянно повторяла:

— Сюзон, подари мне еще один поцелуй.

Из уважения я сначала встал на почтительном расстоянии.

— Ну, а этот юноша, — мадам д’Инвилль вновь посмотрела на меня, — не хочешь ли ты еще раз меня поцеловать?

Я тотчас потянулся к ней и поцеловал в щеку. На поцелуй в губы я пока не мог решится, но все же и этот поцелуй был гораздо смелее первого. И как только я немного осмелел, она сразу же страстно ответила мне. Так что теперь она целовала нас с Сюзон по очереди, чем совершенно сбивала меня с толку. Однако ее усилия дали желанные результаты, я оказался более ловким, чем можно было предположить на первый взгляд, и неожиданно проявил себя столь удачно, что мадам снова предложила мне поучаствовать в этом незамысловатом действе. И вот Сюзон оказалась отодвинутой на второй план и могла только обращаться к крестной, в то время как я получил возможность безраздельно наслаждаться благосклонностью этой дамы.

Мы вместе сидели на канапе и болтали о том о сем, ибо мадам д’Инвилль оказалась большой охотницей поговорить. Сюзон сидела справа от нее, а я — слева, и пока моя сестра любовалась садом, мадам не сводила глаз с меня. Она словно забавлялась, поглаживая меня, пощипывая за щечку и легонько подталкивая. Я же не скрываясь пялился на нее, и в конце концов, не сдержавшись, положил руку ей на шею. Ее непринужденность подбодрила меня, и я совсем обнаглел, когда понял, что дама не возражает, и я могу делать все, что мне вздумается. Моя рука несмело соскользнула с ее шеи, но подбадриваемый той легкостью, с которой она удовлетворяла свое любопытство я уже смелее положил ладонь на ее грудь, настолько упругую, что она немного пружинила под рукой. У меня дыхание перехватило от счастья. Наконец-то в моей руке было это сокровище, которого я так мечтал когда-нибудь коснуться. Мне захотелось припасть ртом к этим прелестным полушариям, ведь чем больше получаешь, тем больше хочется. И мне бы, наверное, удалось бы достичь желанной цели, если бы в передней неожиданно не послышался голос незваного гостя. То был деревенский старый хрыч, завидующий моему счастью — черт же его принес! Услышав шум, производимый этим чудаком, мадам д’Инвилль очнулась и напустила на себя возмущенный вид.

— Что это вы делаете, маленький хулиган?

Я поспешил отдернуть руку. От подобного упрека моя наглость тут же улетучилась, будто и не бывало, и я покраснел, решив, что никаких шансов у меня больше нет. Но мадам д’Инвилль, заметив мое замешательство, легонько толкнула меня плечом, очаровательно улыбнувшись при этом, словно давала понять, что гневается только для видимости. Вся ее фигура вкупе с пылающим взглядом говорили о том, что моя дерзость ей только в радость, в отличие от прихода старого чурбана.

И вот надоедливый субъект вошел! Прокашлявшись, отхаркавшись, прочихавшись и отсморкавшись, он завел разговор еще более скучный, чем приготовления к нему. Но если бы он только ограничился своей речью! Нет, после нее этот негодяй начал передавать поклоны от каждого местного жителя. Я был взбешен.

Между ответами на его дурацкие комплименты, мадам д’Инвилль повернулась к нам:

— А вы, милые дети, приходите завтра ко мне, мы поужинаем наедине.

И мне показалось, что на последних словах она нарочно взглянула на меня. От этой догадки мое сердце забилось быстрее, и теперь даже приход бальи[1] не мог испортить мне настроение, ибо мое самолюбие было более чем удовлетворено.

— Слышите, Сюзон? — повторила мадам д’Инвилль. — Вы придете и приведете Сатюрнена.

Сатюрнен — это мое имя, достопочтенные читатели.

— Прощайте, юноша, — сказала она, поцеловав меня еще раз напоследок.

Больше оставаться мы не могли, и мы с Сюзон удалились.