Читаем Картина Сархана (другая редакция) полностью

— Не только они, — перебила Лизу Николь. — Вчера утром все, кроме тебя, подали иски, поняв, в чем идея де Йонг. А буквально через несколько минут после того, как поступило последнее заявление, представитель Хёста опубликовал фото.

— В чем логика?

— Дослушай. Теперь на фотографии замазаны все лица, кроме твоего. И от этого фото стало еще более жутким, поверь. Хуже того, мы в некотором смысле получили по жопе.

— Что вы имеете в виду?

— Ну вот подумай. Мы хотели, чтобы наших лиц не было на фото, — их нет. Но ведь все и так знают, кто на фотографии! А позы там были не менее говорящие, чем лица, как помнишь.

— То есть там теперь только я?

— В некотором смысле да. Ты-то хорошо получилась, а теперь вообще что-то запредельное. — Николь горько усмехнулась. — У меня такое ощущение, что меня трахнули в душу. Нет, не так! Будто я сама себя трахнула в душу! — Николь расхохоталась.

— Как-то не смешно, — заметила Лиза.

— Абсолютно! — мгновенно сменив смех на ярость, согласилась собеседница. — Это перешло все границы! Кем бы ни был этот Сархан, он, кажется, слишком много себе позволяет!

— Вы были знакомы с Парсли?

— Лично — нет. Читала что-то из его книг, в фейсбуке[1] была подписана. Он, в общем-то, был хорошим парнем. И талантливым.

Лиза снова вспомнила вечер с зятем мэра.

— Хорошим парнем он точно не был.

— Может, и так, — легко согласилась Николь. — А ты была с ним знакома?

— Совсем чуть-чуть. Но этого хватило, чтобы понять…

Лиза вспомнила смутное чувство тревоги, возникшее в тот вечер. Стала перебирать детали монолога Парсли, будто бы нанизывая их, как билетики на иглу. Он ведь уже тогда собирался…

— Подруга, ты там уснула, что ли?

— А, нет, простите!

— Ладно, черт с ним, с Парсли. В некотором смысле это лучшее, что могло с ним случиться. Вопрос в другом…

— Это в каком смысле? — удивленно вскинув брови, спросила Лиза.

— Ну слушай… Он же писатель, у них так принято. Даже больше, чем у нас.

— У кого — у нас? — поинтересовалась Лиза. Ей казалось, что она попала в какое-то поле тупости.

— У музыкантов! Я тебе серьезно говорю, подруга, героин тебя доконает!

— Я не употребляю наркотики, — полуавтоматически отмахнулась Лиза. — Что значит «Это лучшее, что могло с ним произойти»?

— Слушай, вот ты сейчас хочешь лекцию про суициды? — разозлилась Николь.

— Да, — спокойно сказала Лиза.

— А ты мне нравишься! — собеседница усмехнулась. — Вся такая холеная, из высшего света, всегда на «вы», но своего не упустишь!

Лиза промолчала, просто потому, что не знала, что сказать.

— Суицид для писателя — это почти священный ритуал. Говоря символически, это превращение в текст. Хотя бы и в виде некролога. Писака становится тем, чем жил. Это как бы его последнее слово. Вот так. Сейчас все о нем вспомнят, будут писать посты в соцсетях, цитаты всякие. Возможно, даже книги читать начнут. В общем, он станет всем нужен. И знаешь, что забавно?

— Что? — почти шепотом спросила Лиза.

— Он сейчас там же, где был, когда не был никому нужен.

— Это где?

— В аду. — Николь захохотала, но через некоторое время резко оборвала себя: — Ладно, черт с ним, с Парсли, ему уже на все плевать. Ему и при жизни-то было на все плевать, кажется, ты на…

— Ему было не плевать, — с удивлением отметила Лиза. — Как оказалось.

— Да забудь уже! — в голосе Николь снова зазвучала злость. — Есть такая африканская поговорка… Вафавафа, васаравасара.

— И что она значит? — спросила Лиза, понимая, что паузу Николь сделала именно ради этого вопроса.

— Кто умер — тот умер, кто остался — тот остался.

Николь снова сделала паузу, видимо впав в пафосно-театральное настроение.

— Ладно, скажи, ты на похороны собираешься? — ожила наконец она.

— Я не уверена, что меня приглашали. — Лиза тут же вспомнила о курьере, который приходил недавно.

— А я почти уверена, что приглашали. Парсли позвал всех, насколько я понимаю.

— Всех, кто был на фото?

— Нет, весь город! — хмыкнула Николь. — Так ты пойдешь?

— Не знаю. А почему вообще возник этот вопрос?

— Записку его предсмертную ты тоже не читала, я так понимаю?

— Нет.

— Если коротко, то он написал, что на его могилу не придет Сархан. Или как-то так. Погугли, если интересно.

— И вы решили, что это я? — удивилась Лиза.

— Ну просто предположение. И нельзя сказать, что оно нелогичное, заметь! Ты вообще в этой истории самая странная. И очень выгодно выделяешься, понимаешь? Вот сидим мы там все, цирк уродов, иначе не назовешь, первые буквы наших имен составляют слово «Сархан», а за нашими спинами ты. Вся такая молодец. Почти селфи. Без обид.

Лиза почему-то понимала, что Николь действительно не хочет ее обидеть. Она просто была до боли прямолинейна.

— Я, пожалуй, понимаю, что вы имеете в виду. В этом случае мне, наверное, стоит прийти. Когда похороны?

— Примерно через час. — Николь хмыкнула. — Не думаю, что ты успеешь, если еще не в дороге.

— Он же только этой ночью… умер.

— Велел похоронить его до захода солнца. — Николь усмехнулась. — Можно подумать, что он правоверный мусульманин!

— Ну должны же быть какие-то… процедуры, какая-нибудь бумажная волокита…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза