Картинки – как будто бы про меня, а будто бы и нет

До сих пор не пойму: где эта двадцатилетняя зазноба набралась таких приёмов, как со шкафом? Такие бесстыжие приёмы используют обычно сорокалетние «дамы», или чуть только младше. Может быть им — таким девушкам — по крови передаётся это знание? Не думаю уж, что такую вульгарщину можно успеть воспитать к столь юному возрасту.

О, я не сомневаюсь, что они прожили бы как кошка с собакой и пять лет, и десять, и может быть всю жизнь, если бы не случайное обстоятельство… Никто до сих пор толком не может сказать — из-за чего умерла эта девица. Врачи поставили какой-то никому непонятный диагноз, — не факт, что верный, — а перед её смертью все видели, что она болела — то ли простудой, то ли каким-то воспалением, — а к врачам не ходила и в больницу не ложилась. Она, вообще, курила как паровоз, — кто его знает, может и это сыграло свою роль.

Брат мой ужасно струсил после её смерти и пошёл сразу после её похорон проверяться на СПИД. Спида в его крови не обнаружили, чему он был крайне рад. По само́й же своей подруге он почти не тосковал, — или даже вовсе не тосковал, потому что пьяная его тоска не в счёт, когда он сам себя зачем-то накручивал, пытаясь выдать желаемое за действительное. А врал он сам себе лишь от того, что был очень слаб ещё тогда, когда решил забыть ту свою настоящую любовь, и когда по животной слабости сошёлся с ныне почившей, и от бессилия представил её как бы новой любовью.

Я знаю наверно то, что говорю. Однажды, ещё в первое время их отношений с этой его коллегой, я спросил его прямо в лоб: «Но ведь ты же её не любишь!» «Люблю по-своему…» — ответил он, даже в ту самую минуту ответа зная, что это неправда. А мне, кажется, в ту же самую минуту стало понятно, что этот человек погиб без шанса на спасение.

Я конечно не разорвал с ним отношений, как сделал бы какой-нибудь «излишне правильный» брат, но некая пропасть между нами стала несколько шире.

Говорят, что в ненависти между братьями или между сёстрами, — или между братьями и сёстрами — нет ничего особенного, — видите ли, братья и сёстры знают друг друга как облупленных, знают все подводные камни друг в друге, и сохраняют хорошие отношения, обходя эти камни или же напоминая о них так, чтобы не рассориться в пух и прах. И всегда каждый считает себя правым абсолютно и неправым своего ненавистного брата или сестру так же на все сто процентов, — то есть ненавидит именно за эти недостатки, которые брат или сестра почему-то всё никак не хотят исправить в себе.

Но это всего-лишь версия, а на самом деле, я думаю, всё не так однозначно, и кто-то из «ненавидящих» друг друга братьев и сестёр обязательно правее. Ну вот даже в моём случае — ну неужели я не прав в том, что сужу о нём, о своём брате, как о человеке слабом, как о человеке падшем? И я даже думаю, что и он в тайне и глубине души сам всё это понимал, да только заместо того, чтобы «каяться», он находил недостатки во мне.

2

По-правде сказать, недостатки-то были и во мне, — ибо в каком же молодом человеке нет недостатков? Я — вор. Нет, не «вор в законе», не авторитет, а просто вор. Кстати, заметить уж, не так давно приняли закон по поводу этого звания — вор в законе, — с тем, чтобы «щемить» таких авторитетов. Я вот думаю, законодатели конечно руководствовались благой идеей и даже дерзкой идеей, но руководствовались они своим благородным умом, — а, как известно, «чтобы поймать зверя — надо думать как зверь». И вот что я думаю: ну откажись такой вор в законе от своего звания и его наверно тут же осудит вся «братва»; и штука в том, что братва-то осудит из благородных побуждений, а не из воровских. Мысль моя в том, что для подонка, — каким и должен быть любой «вор в законе», — са́мой первой необходимостью и является предать всё и вся, и в том случае, если «братва» его осудит, значит он в своих «воровских» — подлых глазах, должен стать ещё авторитетнее, не взирая на мнение более благородных воров чем он.

Но это философия к слову, а я-то вор чисто из-за денег, и не вижу смысла ни в каком авторитетстве, ибо по-моему никакое авторитетство не сравнится с удовольствием, которое доставляют деньги. Да я бы и не был вором, если бы все не были вокруг меня ворами, — а воровали все из тех, с кем свела меня судьба, — а свела она меня с людьми самыми обыкновенными, такими же как и я, и воровать они стали потому что слишком уж легко было украсть и не попасться.