Картинки нижегородского быта XIX века

На пороге второго десятилетия. — Комета 1811 года. — Война разразилась. — Проза войны. — Сбор ополчения. — Заграничный поход.

Десять первых лет XIX века Нижний Новгород вместе со всей страной остро чувствовал тяжесть почти непрерывных войн. В эти годы России пришлось испытать: «кровавую войну» с Францией (1805–1806), повлекшую тяжелые жертвы людьми; «бескровную войну» с Австрией (в единственном сражении убито 2 казака и 2 офицера), потребовавшую, однако, весьма сильного финансового напряжения, и третью — «бездымную войну» (полное отсутствие сражений и выстрелов) с Англией.

Июнь 1811 года ознаменовался громадным пожаром, истребившим юго-западную часть города. В конце августа на небе появилась редкая космическая гостья — комета. «Небесная странница» темнокрасного цвета с длинным веерообразным хвостом была видимой ежевечерне на севере, подвигалась в течение ночи к востоку и исчезала после появления утренней зари.

Суеверные люди видели в комете мрачное предзнаменование. «Быть войне», — говорили горожане. Газеты не были частыми в Нижнем, новости узнавались от единичных газетных подписчиков, на обязанности которых лежало знакомить с событиями всю городскую публику. «Петербургские ведомости» — единственная газета, имевшая право печатать сообщения из-за границы, приходила в Нижний два раза в неделю. Обычно «Ведомости» служили для узко-специфической цели: они осведомляли местных дворян-землевладельцев о торгах на продажу просроченных по залогу имений.

Весть о вступлении Наполеона в пределы страны пришла как-то внезапно. Обнародованный 17 июля манифест призывал народ к защите отечества.

Нижегородцы, как и двести лет перед этим, проявили взрыв патриотического чувства и готовность отдать все силы для изгнания дерзкого врага из пределов родной земли.

На окраинах города и в пригородных деревнях рылись канавы и спешно вколачивались в землю сошки с перекладинами, на которых раскладывались копья и рогатины. Вокруг селений воздвигались заборы с заставами и сторожами в шалашах. На околицах устанавливались взятые у богатых помещиков старинные чугунные пушки, употреблявшиеся для салютов в семейные праздники. Около казарм собирались группы людей, распевавшие неизвестно кем сложенную песенку:

Летит гусь
На святую Русь,
Русь, не трусь,
Это не гусь,
А вор-воробей!
Русь, не робей,
Бей, колоти
Один по девяти!

В двадцатых числах августа нижегородцы узнали тяжелую весть об оставлении русской армией Смоленска. Толковали о возникших еще в начале кампании неурядицах и разногласии в русском командовании. Осторожного, медлительного главнокомандующего Барклая де Толли презрительно переиначили в «Болтай, да и только».

Зато последовавшее назначение Кутузова вызвало в городе ликование, и на нижегородских улицах послышались новые задорные куплеты:

Барклай де Толли,
Не ретируйся боле.
Приехал Кутузов
Бить французов!

Течение военных событий показало, что одной регулярной армии недостаточно, и выяснившаяся серьезность положения заставила правительство прибегнуть к созыву государственного ополчения, «долженствовавшего [по тексту манифеста] образовать вторую ограду внутри страны в дополнение к первой». Сбор ополчения произошел импровизированным порядком и коснулся разнообразных слоев населения, как свободного, так и подневольно-крепостного. Первые назначались в общевойсковые части, из вторых образовали особое местное формирование.

Нижегородское дворянство, собравшись 25 июля по случаю ярмарочного времени в Макарьеве, постановило добровольно отдать в ополчение по 4 человека с каждой сотни имевшихся у них крепостных. На 1 января 1812 года в Нижегородской губернии числилось за помещиками и заводчиками людей и крестьян всего 323 206 душ, из которых надлежало выделить в так называемое нижегородское дворянское ополчение 12 923. К октябрю «жертвенников» (так прозывались будущие ополченцы) собралось более 12 тысяч человек. В патриотическом энтузиазме подавляющей части нижегородцев растворились единичные случаи проявления эгоизма со стороны части помещиков, лишь подтвердившие пословицу «в семье не без урода».

Помещик Шайдаков заявил, что он владеет всего 13 людьми и если из них возьмут одного, то «как же остающиеся сумеют прокормить своего хозяина?..» Другой нижегородский помещик уклонился от поставки потому, что «купил для этой цели людей у соседа, но тот медлит с их доставкой»… Нашлись такие поставщики, которые старались спихнуть в ополчение людей похуже, больных или строптивых нравом, словом — нежелательных в хозяйстве.