«Картинки с выставки» Мусоргского

«...Моя музыка должна быть художественным воспроизведением человеческой речи во всех тончайших изгибах ее, т. е. звуки человеческой речи, как наружные проявления мысли и чувства, должны, без утрировки и насилования, сделаться музыкой правдивой, точной, но (читай: значит) художественной, высокохудожественной. Вот идеал, к которому я стремлюсь...

Теперь я работаю гоголевскую „Женитьбу“. Ведь успех гоголевской речи зависит от актера, от его верной интонации. Ну, я хочу припечатать Гоголя к месту и актера припечатать, т. е. сказать музыкально так, что иначе не скажешь, и сказать так, как хотят говорить гоголевские действующие лица».

Из письма М. П. Мусоргского Л. И. Шестаковой от 30 июля 1868 года

«...Мусоргский всегда исходит от зарисовки некоего единичного и неповторяемого характера, в котором отражаются те или иные общечеловеческие черты. Концепции Мусоргского — в высшей степени театрально скомбинированные события, с прочно обоснованной лично-эмоциональной и социальной мотивировкой поступков и переживаний (испытаний)».

Из статьи Игоря Глебова «Введение в изучение драматургии Мусоргского»

Эта пьеса напоминает портрет в живописи. Волшебство музыки как временного искусства дает возможность сначала отдельно представить два образа, а затем совместить их в одновременности — в виде контрастного дуэта. При созерцании любого двойного портрета внимание сначала концентрируется на одном, более ярком объекте, затем переходит к другому, а после этого схватывает уже оба вместе. Точно так же разворачивается «действие» и здесь. Остается только удивляться находчивости композитора и психологической убедительности музыкального результата. Соответственно замыслу складывается и оригинальная трехчастная форма, в которой третья часть — яркий пример контрастной полифонии (одновременного звучания контрастирующих тем).

Картина Гартмана «Еврей в меховой шапке» изображает пожилого человека с густой бородой, с яркими, характерными чертами лица. Психологической глубины в этой картинке нет, художник явно не ставил задачу полного раскрытия внутренней сущности объекта.

У Мусоргского же первая тема, характеризующая богатого еврея,— это не только характер, но и тип. Крепкие, уверенные, повелительные интонации разговорной речи передаются Мусоргским через громкое звучание октавно удвоенной мелодии в низком, басово-баритоновом регистре. Мелодическая линия речитативна, составляющие ее фразы ярки и скульптурно выразительны. Преобладает активно-властная интонация утверждения на устойчивых звуках. Окончание на остро неустойчивой интонации звучит как вопрос, смягчение ритма и распевность мелодики — как лирический мотив во властной речи. Период складывается из фраз, все более развернутых,— как пояснение и развитие мысли. Мелодические фразы вырастают, отталкиваясь от первоначальной интонации.

Мусоргский пунктуально точен в вопросах музыкально-этнографических, сделать стилистическую ошибку в национально-характерном музыкальном облике для него — большой грех. Еще более десяти лет назад он упрекал А. Н. Серова за его неточность в опере «Юдифь» и писал в письме к Балакиреву: «В ней (опере.— Е. А.) много промахов, которые я назову музыкальными анахронизмами. Например: евреи (я часто слышал эти штучки) валяют без церемонии католические органные секунды... Пора перестать обращать евреев в христианство или католицизировать их». В теме богатого еврея Мусоргский использует характерный для еврейского фольклора минорный лад с двумя увеличенными секундами, звучащий по-восточному пряно и выразительно. Эффект достоверности и национальной характерности достигается этим блестяще.