Если текст содержит мало конкретной информации, мне при чтении не удается перевести его в картинки. Некоторые книги по философии или статьи о фьючерсных контрактах на животноводческом рынке для меня абсолютно непостижимы. Если текст подлежит переводу в картинки, мне понять его проще. Возьмем, например, статью из журнала
Педагогам, работающим с детьми, у которых диагностирован аутизм, необходимо представлять себе механизмы ассоциативного мышления. Аутичный ребенок часто использует слова не по назначению. Например, «гав» может означать, что он просится гулять, и ассоциация прозрачна: «гав» – «вывести собаку» – «идти гулять». Иногда ассоциативные связи удается проследить, а иногда не удается. Из своего опыта могу привести использование одних слов вместо других – как объяснимое с точки зрения логики, так и необъяснимое. Когда мне было шесть лет, я выучила красивое слово «обморок». Я понятия не имела, что оно означает, мне просто нравилось его произносить, поэтому я выкрикивала его всякий раз, когда мой воздушный змей падал на землю. Трудно представить, что думали проходящие мимо люди, услышав мой вопль: «Обморок!», адресованный планирующему с небес змею.
Многие люди с аутизмом подтверждают использование визуального способа мышления, когда речь идет о комплексных задачах, которые обычный человек решает пошагово. Композитор с РАС рассказывал мне, что, создавая новое музыкальное произведение, он складывает «звуковую картину» из коротких фрагментов других мелодий. Аутичный программист объяснял, что когда пишет программу, то может увидеть структуру дерева на Паскале, и, если «скелет» ему ясен, остается лишь прописать коды для каждого узла ветвления. Я пользуюсь теми же методами, когда работаю с научной литературой или разбираюсь с неотлаженными линиями на мясоперерабатывающих предприятиях: отталкиваюсь от частных наблюдений или случаев, комбинирую их и двигаюсь в направлении новых выводов, обобщений и базовых принципов.
Мой мыслительный процесс всегда идет от конкретного частного к общему целому, но идет не последовательно, а по ассоциациям, как будто я, сложив воедино лишь 30 % общей площади пазла, пытаюсь угадать всю картину и для этого достраиваю отсутствующие фрагменты изображения материалом из внутреннего видеоархива. В Китае, для того чтобы научиться оперировать большими величинами в уме, человек сначала пользуется, как в старину, счетами – это деревянная рама и металлические спицы, на которые нанизаны костяшки. Двигая костяшки вправо-влево, человек овладевает счетом и достигает совершенства. А потом счеты ему уже не будут нужны, они останутся у него в голове. Там сохранится видео со щелкающими костяшками.
Абстрактные понятия
Повзрослев, я научилась превращать в картинки абстрактные понятия, чтобы они обрели смысл. Такие категории, как «мир» или «честность», я переводила в символы. «Мир» – это голубь, это индейская трубка мира, телерепортаж о подписании мирного соглашения. «Честность» представлялась мне рукой, положенной на Библию во время присяги. Сюжет из новостей о человеке, который вернул владельцу потерянный бумажник со всеми деньгами, стал иллюстрацией для словосочетания «честный поступок».
«Отче наш» наполнился для меня смыслом только после того, как я разделила его на отдельные зрительные образы. Для «силы и славы» пригодились силач с гирей и вулканическая лава. Эти детские представления до сих пор возникают в моем сознании всякий раз, когда я слышу слова молитвы. Фразу «Да будет воля Твоя» я в детстве вообще не понимала, да и сейчас понимаю не очень ясно. Для «воли» сложно подобрать конкретный зрительный образ. Когда я думаю над этим, мне представляется Бог-громовержец с молнией в руке. Другому аутичному взрослому в словах «иже еси на небесeх» привиделся ежик в облаках. И в конце загадочное слово «аминь», похожее на звон колокольчика у донки.