Картинные девушки. Музы и художники: от Рафаэля до Пикассо

Предполагается, что младшая сестра, обошедшая Екатерину на старте, должна быть счастлива в семейной жизни, но её брак оказался неудачным. Сначала ему противилась семья Литта, считавшая такое супружество мезальянсом. Потом, когда Пален и Мария всё-таки обвенчались, выяснилось, что с прежней комфортной жизнью балованной девушке придётся распрощаться. Павел Пален возглавлял Изюмский гусарский полк, и молодая жена сопровождала его во всех походах и передвижениях. Интересно ей это было лишь поначалу – позолота быстро стёрлась, страсть угасла, а гарнизоны и унылые деревни, через которые шли гусары, всё никак не заканчивались…

14 марта 1803 года, в одной из таких деревень (её названия мы не знаем), в простой крестьянской избе Мария Павловна Скавронская-Пален и родила дочь Юлию, названную, как предполагается, в честь бабушки по отцу – Юлианы Пален. Но скорее всё-таки в честь Юлия Помпеевича Литты, о возможном отцовстве которого начали шептаться едва ли не сразу после родов.

Слишком уж смуглой была эта девочка. Слишком жгучей, средиземноморской, итальянской оказалась её красота. К тому же дедушка впоследствии проявлял к ней такую ласку и заботу, какая бывает уместнее со стороны родного отца. Именно Юленька станет впоследствии наследницей всех богатств семьи Литта, дед отпишет ей целое состояние в дополнение к тому, что она получит от родни по другой линии. Деньги позволят Самойловой быть независимой с самой ранней юности.

Что же касается её матери Марии Пален, то кочевая солдатская жизнь ей вскоре наскучила, и всего через год после рождения Юленьки они с мужем развелись. Малышку отдали на воспитание Юлию Литте и Екатерине Скавронской, души не чаявших в прелестной внучке (или дочери). Павел Пален был женат ещё дважды, Мария связала свою жизнь с генералом Ожаровским, после чего уехала в Париж, мечтая выучиться музыке и пению. Других детей у неё не было, а значит, Юлии предстояло стать единственной законной наследницей сразу нескольких влиятельных семейств, итальянских и российских. Фамильные черты Скавронских, Потёмкиных, Литта, Висконти и Пален причудливо соединились в этой юной красавице, которой суждено было оставить след и в истории искусств, и просто – в истории.

То ли дед, то ли отец Юлиан Помпеевич Литта без устали баловал внучку, она росла в его доме, ни в чём не зная отказу. Девочка обещала стать красавицей, и обещание было выполнено: смуглолицая, яркая, черноглазая Юлия выглядела среди северных петербургских девушек как райская птица в стае голубиц.

В возрасте пятнадцати лет девицу Пален представили ко двору вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, с чего и началась её карьера в свете. Юлия шла только вверх и, как правило, по мужским головам. Не было ни одного кавалера, который не упал бы к её ногам. Говорили, что сам государь император Александр I удостоил Юлию Пален своим высочайшим вниманием и что будто бы краткий роман с ним получил неприятное последствие: Юлия, ещё будучи совсем молодой, узнала, что у неё больше не будет детей. Так ли всё обстояло на самом деле, или же миф появился на ровном месте, мы не знаем, но в 1824 году монарх попросил свою матушку заняться судьбой малютки Пален, и её просватали за графа Николая Самойлова, императорского флигель-адъютанта. В полном соответствии семейным традициям и вкусам, жених состоял с невестой в дальнем родстве (троюродный дядя по линии Потёмкиных), был очень хорош собой, но при этом вовсе не горел желанием связать свою жизнь с Юлией Пален. То есть Самойлов, разумеется, считал её изумительной красавицей и всё такое, но любил-то он совсем другую женщину – Александру Римскую-Корсакову. Избраннице Самойлова посвящены знаменитые строки «Евгения Онегина»:

У ночи много звёзд прелестных,
Красавиц много на Москве.
Но ярче всех подруг небесных
Луна в воздушной синеве.
Но та, которую не смею
Тревожить лирою моею,
Как величавая луна,
Средь жён и дев блестит одна.

Может, Александра и не уступала в красоте Юлии, но богатым приданым похвастаться не могла, и, как почти всегда происходит в подобных случаях, большие деньги победили высокие чувства. Николай Самойлов был записной картёжник, долгов к своим двадцати четырём годам наделал столько, что был не в состоянии покрыть их без помощи со стороны. «У вас товар, у нас купец!» – воскликнула, по всей вероятности, маменька Николая, когда услышала о том, что бывшей протеже монарха подыскивают хорошую партию. Хотя кто здесь был товаром, а кто – купцом, сказать сложно.