Картины эксгибициониста

В отеле я внимательно осмотрел инструмент и понял, что он представляет собой дудку с двумя язычками. Зукра требовала столько воздуха, сколько нужно, чтобы накачать шины грузовика. Получался неловкий пердящий звук, похожий на воздух, выходящий из испорченного клапана акваланга. При чрезмерном усердии начинается кружиться голова.

Пока я разрывал кровеносные сосуды, Грег с Карлом смотрели на меня с ужасом из аппаратной, как я пытался включить зукру во вступление “The Endless Enigma”. Когда я в изнеможении рухнул на пол, скорее из жалости они дали добро.

Я часто посещал зал Lyceum — старый театр на окраине Ковент–гардена. Теперь в нём проводились рок–концерты. Я ходил на Боба Марли и на премьеру The Faces с Родом «Модом» Стюартом.

Я купил Melody Maker, на обложке которого красовался клавишник, которого я не знал. В статье было написано, что «Это тот парень, на которого пришел посмотреть сам Кит Эмерсон в Lyceum на прошлой неделе…».

— Как? — спросил я Элинор. — Мы что–то пропустили на прошлой неделе?

— Что, например?

— Например, клавишника.

— Я что–то не помню. Род Стюарт пел с Faeces.

— Faces!

Господи. Она когда–нибудь усвоит английский?

На следующей неделе Рик Уэйкман подошёл ко мне в ложу.

— Извини за статью в Melody Maker, мой издатель решил, что это хорошая идея.

Я был застигнут врасплох его смелостью, но он держался дружелюбно.

— Ты меня тоже извини, потому что я, кажется, не видел твоего выступления. Ты действительно хорош?

Он рассмеялся и добавил: «Послушай, у меня там затарен ящик пива, если что — присоединяйся».

Пиво? Не люблю, я предпочитал красное вино.

Рик, как выяснилось позже, играл на разогреве с группой The Strawbs. Может быть журналисты что–то напутали, но я предпочел держаться настороженно. Всё–таки он мой конкурент. Например, Джон Лорд, органист Deep Purple, ни с кем не конкурировал. В интервью он всегда хорошо отзывался о современниках, оставался преданным стилю и инструменту, Хаммонд–органу, и никогда не подвергался влиянию модных тенденций.

Когда ELP выступали с Yes на разогреве в Philadelphia Spectrum, голова Рика неожиданно показалась из–за кулис во время моего соло на фортепиано.

«Правильно! Ты должен это видеть!» — подумал я, играя вступление к «Фуге» Гульды. Мои руки тотчас понеслись галопом.

Саунд–чек в Голливудской чаше оставил хорошее впечатление, в отличии от острова Уайт, где звук жил сам по себе. Здесь же природная акустика как бы удерживала звук внутри.

Я заметил парней из Humble Pie и White Trash, пока упражнялся перед концертом. Они были клёвыми, полной противоположностью ELP. Мне это нравилось. Я чувствовал себя уверенно, зная, что нас не будут сравнивать с теми, кто выступал в начале. Мы были единственными в своём роде!

Теплый голливудский вечер окутал нас, словно мягкое одеяло. Когда мы начали свой сет, я схватил ленточный контроллер синтезатора и подошёл ближе к публике. Прожекторы осветили моё лицо, и я не заметил ямы. Левая нога ступила в темноту, остальная часть тела не смогла компенсировать потерю равновесия, и я грохнулся. Мне удалось выставить левую руку, и я локтем зацепился за край сцены. Какой–то выступ впился мне в рёбра. Раздался треск. Прожектора продолжали освещать меня и пришлось вылезать, чтобы продолжить шоу. Я кое–как подтянулся и сделал нечто похожее на сальто назад. Мои ребра ныли, и я почувствовал ещё один треск, такой же как в нью–йоркском Scene, когда я сломал ребро. Доковыляв до места, я с трудом доиграл концерт.

Ди Энтони[58] пришел нас поздравить.

Проснувшись на следующий день, я чихнул и почувствовал, будто из рёбер выбили страйк. Грудь разваливалась, выздоровлению мешали сцены с разрушением органа на сцене. Дышать было трудно.

Тур закончился в Нью–Йорке, на стадион Gaelic Park, жуткой разрухе рядом с метро. Я уже встречался в Лондоне с доктором Робертом Мугом после выхода первого альбома ELP. Его весьма впечатлило соло на синтезаторе в конце “Lucky Man”, но он никогда не видел нас на сцене. Я пригласил его в Гэлик парк, и он наблюдал за шоу прямо за моими усилителями.