Картины эксгибициониста

То был длинный десятинедельный тур, и по возвращении в Англию мы навели последние штрихи на третий альбом. Я подружился с дирижером The Indo–Jazz Fusion, очень странного коллектива, смешавшего джаз и индийские раги. Дирижера звали Джон Майер, который к тому же был очень хорошим скрипачом. С ним мы сыграли довольно необычный концерт в лондонском центре искусств. Организаторы потребовали, чтобы The Nice сделали что угодно, только не обычное выступление. Блинки притащил группу своих джазовых друзей и сыграл импровизированный сет. Ли вышел на сцену и устроил сессию вопросов и ответов. Джон и я отрепетировали пятую часть Испанской симфонии Лало: Джон на скрипке, я на фортепиано. Мне так понравилась музыка, что я написал аранжировку, Ли — текст, и получилась “Diary of an Empty Day”. Я ненавидел транспонировать, так что оригинальная тональность подразумевала, что Ли придётся выжать максимум из своих яиц, чтобы спеть высокие ноты. Всегда находились особы, желавшие помочь: прошлые или настоящие любовницы, но к сожалению, в нужный момент их никогда не найдешь.

Идея обложки для третьего альбома, озаглавленного просто «The Nice», такова, что она должна выглядеть как семейный фотоальбом, с разнообразными фотографиями членов группы. Однако, когда я увидел пробные оттиски конверта, то был очень разочарован: фотографии получились чрезвычайно размытыми, в рукописном текст закрались ошибки. Когда я позвонил в записывающую компанию, новости вообще свели меня с ума. Оказывается, обложки ушли в печать.

По возвращении домой я был настолько зол, что проломил кулаком деревянную перегородку. Они снова сделали это: сначала выпустили сырой микс «Америки», теперь — обложка. На следующий день, все ещё в гневе, я заявился в офис Матери, который, как обычно, звонил за океан.

— Вообще–то, Тони, парням сильно не нравится обложка альбома, — проурчал Мать.

— Кто там, Колдер? Дай мне телефон! — я выхватил трубку из рук напуганного Стрэттон–Смита и выдал тираду из оскорблений, а в конце заявил, что ему следует лучше исполнять свои обязанности и указал место, куда я засуну конверт пластинки, когда он вернётся в Англию.

Неделю спустя я получил письмо от адвокатов с предупреждением, если их клиент получит новые угрозы насилия, то они подадут в суд.

ОТЛИЧНО! МЫ НАЧИНАЕМ ВОЙНУ!

Схватив контракт с записывающей компанией, Ли, Блинки и я отправились в сердце юридического Лондона, в район под названием Темпл. Там мы передали бумаги пожилому юристу в полосатом костюме. Мы объяснили ему, что хотим освободиться от контракта с Immediate Records. Мы дали время джентльмену надеть очки и внимательно изучить бумаги. Тишина давила, чтение, казалось, будет длиться вечно — мы тупо рассматривали обитую дубом комнату. Полки с книгами по юриспруденции и прочие манускрипты годами собирали пыль. Казалось, мельчайшие частицы застыли в воздухе. Спокойствие нарушал единственный луч света, пробившийся через одинокий витраж.

— И, если я правильно понял, вы подписали это? — монотонно спросил адвокат, вопросительно смотря на нас.

— Да, — ответили мы хором.

— Вы, придурки недалёкие! — ответил он нам, бросая документы на стол.

Мать пришел посочувствовать, угостив нас ужином во «Фланагане», старом английском салоне на Бейкер стрит. Уныло мы оценивали сложившуюся ситуацию. Мы мало что могли сделать с обложкой для европейского релиза. И вдруг у Матери появилась идея.

— Если мы сработаем быстро, то можем хотя бы сделать лучший вариант для Америки — предложил он.

Мы мгновенно воспрянули духом, оторвав глаза от стейка, пирога с почками, рыбы с картошкой. Блинки заметил старый викторианский плакат, провозглашавший: «Всё славно, когда Мать берётся за дело» (Everything Nice as Mother Makes It).

— Вот так, — сказал Бликни. — Мать, как тебе такое?

— Идеально!

Так и получилось. Для американского релиза третий альбом The Nice назвали «Everything Nice as Mother Makes It». Та же музыка, другая обложка. Группа была довольна и отпраздновала пудингом с изюмом.

The Small Faces, Эрик Клэптон и даже Род «Мод» Стюарт были подписаны на один и тот же рекорд–лейбл и так же жаловались на него. Но к тому времени, когда Эндрю Олдэм покинул здание и оказался в Боготе, Immediate Records объявила о добровольной ликвидации.

Концерт в центре искусств представлял собой истинное смешение всевозможных направлений. Промоутеры принялись организовывать подобные мероприятия. В результате The Nice поручили сочинить специальную пьесу для Ньюкаслского фестиваля искусств. Но времени для серьезного написания оставалось мало.

Последующие месяцы прошли в калейдоскопе выступлений. Любое колхозное поле, способное принести доход, рассматривалось в качестве места рок–н–ролльного действия. Корк на юге Ирландии в июле шестьдесят девятого не был исключением.