Сочинять для трио было сущей радостью. Если идеи кончались, импровизационный джем подбрасывал дровишки для новых. Найти занятие каждому в большом оркестре оказалось сложнее, чем организовать утренник для детей: ни в том, ни в другом опыта у меня не было.
Концерты следовали один за другим, в качестве хэдлайнеров мы обычно собирали двухтысячный зал; для Англии очень даже неплохо. Баз — на самом дела его звали Баррингтон Марш–Уорд, — вспоминает:
Когда The Nice аккомпанировали ПиПи Арнолд, они обычно путешествовали в фургоне со мной, но вскоре появились ещё два роуди, один из которых водил машину. Я присматривал за оборудованием и состоянием фургона. Чем больше группа зарабатывала денег, тем больше появлялось оборудования. Когда–же The Nice играли в Америке, мне пришлось сидеть за рулём 18 часов без остановки. Затем я добрался до зала, установил оборудование и решил немного привести себя в порядок. Когда я вернулся, то обнаружил, что другая группа разлила пиво на усилители и сломала орган. Я тщательно вытер усилители, но если дело касалось техники, я предоставлял возможность разбираться с этим Биллу Хоку. К счастью Билл отправился в город под названием Ред–Дир, в канадском захолустье. Мне удалось все–таки до него дозвониться и записать на трёх больших листах полную инструкцию, как починить орган! Я работал до самого утра, удаляя клочки бумаги из валиков. А затем я просидел всю ночь возле инструмента, чтобы никто не смог его испортить!
Кит очень трепетно относился к своим пяти усилителям с двумя динамиками в каждом. Он мог заметить, что в каком–то усилителе не работает один динамик. И всегда оказывался прав!
В один прекрасный день я вернулся с репетиции домой и снова застал Элинор в слезах. Неужели она отыскала новый компромат?
— Родители написали письмо.
— У ТЕБЯ ЕСТЬ РОДИТЕЛИ? — воскликнул я. — Нет, этого не может быть…
Мой юмор пришелся не к месту.
— Конечно есть, — всхлипнула она. — Они хотят меня видеть.
— Тогда мы должны поехать к ним, — ответил я.
— Нет! Я не знаю, как они отреагируют на то, что я связалась с длинноволосой рок–звездой.
— Надеюсь, что они будут просто счастливы узнать, что ты жива!
Я купил билеты, хорошо что у нас выдалась пара свободных деньков. Но когда мы летели в датский Оденсе, я живо вспомнил о маленьком баре в Орхусе. Её отец тоже будет искать вшей у меня на голове? В конце концов, мы направляемся на территорию, населенную датской деревенщиной.
Я тактично встал в сторонке от потока людей, хлынувшего из зала прилётов. Элинор помчалась к своим: мне не хотелось нарушать семейное воссоединение. Глядя на их семью, я немного расслабился. По настоянию Элинор я приехал в лучшей одежде, но глядя на её отца, одетого в фартук пекаря со следами муки, я все больше удивлялся своему беспокойству. Наконец Элинор позвала меня.
Мы вежливо и достойно поздоровались; на меня едва взглянули. Я чувствовал себя так же уютно, как козявка в датском пирожном, пока её отец вез нас в маленькое семейное бунгало в сельском пригороде Оденсе. Во время поездки я отчаянно пытался понять, о чем они говорят — их беседа совершенно не походила на человеческий язык. В который раз я смотрел на невыразительный сельский пейзаж — сколько раз мы проезжали здесь с The Nice, — язык, как и раньше, звучал как некая форма организованного заикания.
Полы с подогревом — ух ты! Можно ходить босиком, расправить пальцы на ногах и чувствовать, как тепло проникает в ткань организма. Слава Богу, мои ноги не слишком велики. Мама Элинор постелила кровать на двоих. Кровать? Боже, их не пугает факт, что волосатый рокер поделиться своей маленькой ДНК со их дочерью. Послушайте, может эти люди и ничего!