Картины эксгибициониста

В холле токийского Хилтона я встретил Элинор. Я был неприятно удивлен, как по западному выглядело вокруг. Но вселившись в номер и просмотрев меню, я ещё больше впал в депрессию. Мы пересекли пол–мира, чтобы увидеть американский пейзаж? Я ожидал увидеть соблазнительные названия японских блюд. Что–то типа хлопья–оригами или хотя бы восхитительные карликовые фрукты рядом с бананами. Вместо этого меню предлагало гамбургеры и сандвичи с беконом. Япония должна быть более экзотичной!

Ди Энтони не смог поехать с нами, потому что у него не было японской визы. Зато его семидесятилетний отец имел doo wah diddy, и хотя у сына была doo wah diddy, diddy dum dum, но без визы никак.

Вскоре мы узнали, что неделя перед концертами расписана встречами и интервью буквально с заселения в отель.

— Щито вы думаете о пуриеме в аэропоруте? — спросил первый радио–интервьюер.

— Несколько сверх меры, — мой ответ. — Я расстроен потерей любимого браслета в давке.

— Ха, так?

Утром следующего дня на стойке администратора оставили посылку с запиской: «Дорогой Эмерсон–сан, так жаль. Весь были рады увидеть Вас впервое. Пожалуйста извините. Я схватила Вашу руку, а браслет слетел. Не подумайте плохо о японцах. С любовью Йоко.». Внутри лежал браслет. Я был тронут. Я предложил награду и, конечно, позвонило с тысячу девушек по имени Йоко.

Я переехал с Элинор, как нам пообещали, в настоящий японский отель. С меню, полным кулинарных изысков, и меблировкой для лилипутов. Мне это напомнило о второй комнате в Эрлс–корте, с матрасом на полу, только более фешенебельной и дорогой. Мы заполнили форму заказа завтрака (два японских завтрака на 9:00) и повесили её на дверь перед тем, как улечься на отдельные раскладушки. Пять часов спустя завтрак подали; я в это время принимал душ. Надев кимоно, я приступил к удовлетворению кулинарного любопытства: что за восточная тайна находится под крышками.

Рыба?!

Это должно быть, какая–то ошибка. Я заказал завтрак, а не ужин.

Я позвонил обслуживающему персоналу только для того, чтобы узнать, что то, что я заказал — на самом деле завтрак. Рыба.

На повестке дня значилось гораздо больше встреч и визитов, чем мне казалось достаточным. Бейсбольные матчи, посещение завода Sony, театр Кабуки. Я использовал отвлекающую тактику и смылся от Элинор под предлогом встречи на заводе Sony. На самом деле мы с несколькими журналистами отправились в японскую баню. Подрывная информация просочилась наружу. Пройти мимо историй о мыльных матрасах с податливыми японками, копошащимися между ног невероятно трудно.

На самом деле баня оказалась оздоравливающей процедурой. Я сидел в ванне и чистил зубы свежей щеткой. В это время накачивали матрас и покрывали его пеной, а мы сидели в закрытой комнате для ВИП–гостей смотрели на водопад. Это был не лучший оргазм в моей жизни, но надо было ответить вежливость на усилия, которые приложила девушка.

Один из журналистов был уязвлён. «После того, как она сделала дело, то вылила ведро воды на меня, чтобы всё смыть. Я чувствовал себя полной неряхой!»

В Англии я купил фляжку для коньяка, но в Японии был разочарован его стоимостью. Вместо этого, я залил туда саке, которое сопровождало меня во время бесчисленных визитов и интервью. Длинный день подходил к концу, и я сделал несколько глотков, думая, что интервью закончились.

— Осталось ещё одно интервью на радио и всё, — сообщил тур–менеджер.

— О Господи! Чё ты не сказал раньше? — заныл я.

Мы приехали на радио–станцию, поднялись на лифте и вошли в комнату, полную школьников.

— А чё эта они тут делают? — пробормотал я и глотнул жидкости.

Переводчик тихо сказал, что здесь собрались дети из близлежащей школы, они жаждут задать Эмерсон–сану много вопросов.

Я старался, как мог. Вскоре я заметил, что дети кивают в сторону рояля в углу комнаты и выжидательно улыбаются мне. Когда они уразумели, что я намёка не понял, переводчик прошептал: «Эмерсон–сан, вы доставите детям большую радость, если сыграете».

— Пожалуй, нет. Пусть зададут ещё вопросы.

Когда стало очевидно, что выбора нет, я кое–как встал на ноги и, пошатываясь, пошел к роялю под громкие аплодисменты.

— Вы бы не могли сыграть “London Bridge Is Falling Down”[65]? Дети обрадуются, если вы сыграете эту пьесу, — кто–то осторожно прошептал мне на ухо.

«Какого дьявола они хотят именно её?» — подумал я. Вряд ли они не слышали больше ничего из западной музыки?

— Нет, я не хочу играть этот мусор, — ответил я и без колебаний начал играть «Фугу» Гульды.

«London Bridge is falling down, falling down, falling down…» (Лондонский мост падает, падает, падает) — дети радостно пели позади неадекватного контрапунктиста.

Какого чёрта они озабоченны «Лондонским мостом»?

Тем временем, я тоже падал — медленно, но верно.

«Фугу» Гульды сложно играть даже трезвым. Пьяным — невозможно. Особенно с толпой японских школьников, отвлекающих настойчивым пением глупой английской детской считалки.