Картины эксгибициониста

Один из восьми горе–техников смело шагнул вперёд, почти как шимпанзе из «Одиссеи 2001» Кубрика, подойдя к монолиту с опасением, что он может сжечь его. Он осторожно дотронулся до него, издав низкие рычащие звуки, похожие на те, что я слышал в театре Кабуки.

— Ооооо, чикусё! Хааа, кораи уа нан десука.

Я посмотрел на переводчика, надеясь, что что–нибудь случится. Он лишь покачал головой. Никто из этих восьми техников ничего подобного не видели. Сегодня картина полностью противоположная: Korg монополизировал рынок синтезаторов.

В одном из бункеров стадиона я нашел телефон и позвонил Бобу Мугу в Буффало, штат Нью–Йорк. По голосу было ясно, что он спал.

— Привет, Боб! Извини, что разбудил. Это Кит звонит из Японии. Какой там у вас час?

Раздался шаркающий звук: «Ааа, незнаю… темно. Погоди, я включу свет. Ого! Четыре утра».

— Извини, Боб, но проблема серьёзная, — я объяснил суть дела.

— Ленточный контроллер включён?

— Да.

— Вытащи его. Он, вероятно, замыкает схему.

— Спасибо, дружище. Извини ещё раз.

— Все нормально. Удачи, где бы ты ни был.

Живой Муг отправился спать, а его изобретение вытащили из укрытия и поставили на другое место, накрыв полиэтиленом. Всё успели сделать до того, как ворвется толпа. Небо выглядело угрожающим.

Пока Free играли свою программу, я периодически проверял состояние осцилляторов. Дела обстояли не хорошо, несмотря на выполенные инструкций Боба. Проблему можно решить единственным способом: сыграть линию на синтезаторе и выключить звук. Когда нужно сыграть снова, нужно как–то его включить, но руки–то заняты.

Назвать наше выступление ужасом в ночи было бы оскорблением к самой ночи, хорошо хоть небо не обрушилось. Дождь прекратился, но казалось, что кто–то играется с затычкой в небе, когда мы начали вступление «Hoedown». Самый важный звук синтезатора, объявляющий классическую тему Копланда, просто не вышел. Три минуты «Таркуса» — и новый ливень. По мановению палочки раскрылись тысячи зонтиков. Промокшие до нитки, мы продолжали играть, а обслуживающая бригада изо всех сил старалась оградить нас от дождя. Необычно видеть, как твои пальцы создают брызги в лужицах, появляющихся на клавишах. Я глянул на Карла. От его установки летело столько брызг, что создавалось впечатление, будто огромный грузовик несётся по залитому дождем шоссе. Грег наяривал себе, его белый кожаный пиджак впитывал воду. По какой–то экстраординарной причине расстояние между нами и публикой было слишком большим, но мы слышали, как нарастает возбуждение и сами вдохновлялись. Наконец, в «Рондо» я стал размахивать самурайским мечом и вбивать его между клавиш. Лёжа на спине в луже, я опрокинул вольты на себя и заиграл ими задом наперёд.

Толпа взорвалась, будто их кумир совершил хоум–ран.

По дороге в отель я успел разболеться, водителю даже пришлось съехать на обочину. Я ничего не ел полтора дня, так что блевать было не чем, к облегчению водителя. Обычно я весил около шестидесяти килограмм, но сейчас сильно похудел. Карл без сил упал у себя в номере.

Кое–как придя в себя, мы сели на сверхскоростной поезд и поехали в Осаку на последний концерт. С самого начала, место — ещё один бейсбольный стадион — выглядело проблематичным. Сцена располагалась в центре и между нами и аудиторией расстояние было таким большим, что мы должны выглядеть как муравьи в травке. Не было никакого способа избежать затаптывания травы публикой на поле. Шнур ленточного контроллера несколько удлинили для меня, чтобы я мог бегать по огромному пространству перед сценой, спрыгнув со сцены и играя на синтезаторе. Но когда пришло время, я побежал чуть дальше, чем позволял шнур, и он отсоединился. Жалкое зрелище, должно быть, смотреть, как я беззвучно бегу обратно к сцене.

Но то была самая мелкая проблема. В середине соло в «Рондо» я увидел, как кто–то перепрыгнул ограду и за ним последовали остальные. В результате массового набега, похожего на стадо бизонов пришлось запрыгнуть на орган, расставить руки в бесполезной попытке угомонить людей. Первые, кто смог добраться до сцены, были растоптаны следующими за ними или специально использовались как ступеньки. Полиция Осаки жестоко разбиралась с детишками повсюду: в центре, слева и справа. Один из наших парней начал помогать полиции, орудуя тяжёлыми ботинками. Завтра он полетит домой! Я всё ещё пытался успокоить людей, но полиция совершила самую грубую ошибку, вырубив электричество. Угомонить аудиторию через звуковую систему не представлялось возможным.

Единственный человек, кто мог издавать звуки, был Карл. Он послушно затянул самое длинное соло всей жизни, а нам с Грегом ничего не оставалось, как скрыться в грим–уборных и умолять персонал прекратить беспредел, учиненный полицией. Следующее, что я помню, как меня подняли два здоровых охранника и запихнули с Грегом кучей в лимузин. Только спустя три километра мы приоткрыли окно. До сих пор было слышно соло Карла.

Ты знаешь, он чертовски хороший барабанщик, — отметил Грег. — Послушай–ка! Никаких усилителей, мы за три километра, а засранца до сих пор слышно.