Картины эксгибициониста

Невозможно объяснить чувство, как адреналин бежит по венам целого оркестра, когда свет гаснет, а пятно прожектора выхватывает солиста на скрипке–пикколо и барабанщика, играющих вступление к “Abbadon's Bolero”. Рефрен за рефреном вступает каждая новая секция оркестра, освещение усиливается по мере увеличения напряжения в аудитории — аж кожа покрывается мурашками. Грег, Карл и я выходим в последней части. Это такой экстаз, несмотря на присутствующий страх! И просто необходимо поддерживать высокий уровень энергии двух–часового шоу, включающего “Hoedown”, “Karn Evil 9 1st Impression, Part 2”, “The Enemy God”, “Tarkus”, “From the Beginning”, первую и последнюю части моего концерта, “Closer to Believing”, “Knife Edge”, “Pictures at an Exhibition”, “C'est La Vie”, “Lucky Man”, “Tank”, “Nutrocker”, “Pirates”, “Fanfare for the Common Man”, “America/Rondo”.

Каждый вечер перед концертом доктор ставил уколы, что к концу недели рука превратилась в синяк, и это привлекало внимание людей из первого ряда. Я мог по их лицам прочесть — неудивительно, что он играет так быстро. Иногда доктор находил вену, иногда — нет. Когда у него это не получалось, он использовал вену на кисти. Часто оставалась кровь в гримёрке на клавишах. Через две недели руки превратились в сплошной шрам, и негде было пробу ставить, разве что на заднице.

Грег и Карл, в моменты радости и горя, умудрялись проявить поразительное послушание. Первые концерты как обычно оценивались Грегом негативно. Он жаловался, что оркестр вовсе и не нужен, и мы без него хорошо сыграем. Что ж, может он и прав. «Альбом как чек — обещание произвести платёж», — он любил повторять.

Подливая масло в огонь, я мстительно отвечал ему, что Works полон оркестра, и наша публика заслуживает услышать живьем то, что они купили на пластинке.

Турне двигалось медленно, с нашей–то деревней. Нам приходилось выступать в любом зале, попадавшемся на пути к следующему большому городу. Выходной стоил нам недельного заработка. Отмена концерта — месячного дохода. Нечестный промоутер — дохода за год.

В целом, это был лишь вопрос времени, когда «деревня» столкнётся с айсбергом и пойдёт ко дну. Мы познакомились ближе со всеми членами оркестра и старались скрыть от них финансовые затруднения, но вскоре они поняли, что если аудитория не увеличится значительно, они первым рейсом отправятся домой. Мы с Грегом и Карлом слёзно умоляли Стюарта сохранить оркестр по крайней мере на три дня в июле для концертов Мэдисон Сквер Гардене. И нам это удалось. Но перед этим, после одного удивительного концерта пришлось собрать весь состав и сообщить, что мы не можем себе позволить продолжать дальше. Слёзы выступили на глазах у всех, кто был так предан нашему делу. Слёзы, как и деньги, вскоре высохнут. Я не мог смотреть в глаза музыкантам, и в одиночестве вернулся к себе в маленький номер.

Около двух часов ночи в дверь номера Стюарта Янга постучали. Три члена оркестра просили сохранить концепцию, и от имени остальных сообщили, что готовы играть бесплатно. Стюарт и я были так тронуты этим благородным жестом, но вскоре профсоюз американских музыкантов прознал об этом и завернул идею.

Временно ELP вернулись к тому, с чего начинали — клавишные, бас, барабаны и вокал. Тот факт, что мы стали ещё лучше в заданном формате не удовлетворял меня, после той помпы и незабываемых обстоятельств. Возврат к трио давался мне тяжело. Но у нас запланированы концерты! У нас есть обязательства. У нас были расходы и закладные. В общем, мы переборщили. Настало время платежей по счетам. Я думаю, мы стали крепче, жёстче как группа, словно в подтверждение слов Грега: «Нам не нужен хренов оркестр». Я был благодарен, что музыканты снова собрались на три дня в нью–йоркском Мэдисон Сквер Гардене в июле. Я не мог дождаться этого, и мне кажется, что чувство было взаимным, когда мы собрались в престижном концертном зале.

Самым памятным для меня остался второй вечер, когда зал вместе с оркестром пять минут стоя аплодировали моему фортепианному концерту, а Грег подошёл, чтобы обнять.

После этого, мы должны были ждать августа, чтобы вновь увидеть оркестрантов, а между тем, бизнес шёл как обычно.

21. Повеситься на трубах

Олимпийский стадион, Монреаль, Канада, август 1977 г.

Вернуться вновь туда равносильно обретению второго дома. Годфри Сэмон и я частенько захаживали в клубы в старой части Монреаля. Как–то ночью по дороге в отель к нам в такси подсел какой–то парень. Прекрасная баллада Грега “C'est la Vie”» стала хитом в некоторых франкоязычных кварталах, и Годфри спросил нашего пассажира, как «C'est la Vie» переводится на французский канадский. Он подумал немного и заявил, что смысл такой: «Какого хрена».