Картины эксгибициониста

Познакомьтесь с Розмари П. Хэмилтон (мы так и не выяснили, что означает П.). Розмари была очень любезной девушкой из хорошей семьи. Мы это заметили. Она утонченно одевалась, прилично говорила (когда рот не был занят) и даже работала на хорошей работе, когда не преследовала таких как мы.

В отеле мы бросали монету — в чьем номер будем развлекаться. Карл не был рад выбору, но резво убрал чемоданы и коврики для упражнений. Комната–мечта! Кто–нибудь спрашивал: «У кого есть носки?» (презервативы), и дело пошло.

Розмари ловко владела обеими руками. Она могла делать минет и полировать яйца одновременно, пока «мистер Одноглазый посещал оптометриста». Если вы кинете пару палок, она сможет ими жонглировать.

На следующий день, проезжая по очередному шоссе на очередной концерт в фургоне с самолётными сиденьями, мы снова спрашивали: «У кого есть носки?» Мы передавали посылку с Розмари друг другу, перед автобусом с пенсионерами, направляющимися на природу. Пред ними предстала великолепная картина счастливой Розмари, скачущей у меня на коленях.

На следующий год во время гастролей по Англии, ELP были рады узнать, что Розмари присутствовала на концерте, и пригласили её за сцену.

— У меня серьезные отношения, — похвасталась она.

Emerson, Lake and Palmer были убиты горем.

Беременность Элинор протекала хорошо, мы переехали в огромную квартиру в районе Хаммерсмит. Дом назывался Пэлэс Мэншнз, там было четыре гостиные, кухня, связанные двумя коридорами. Меня беспокоило, смогу ли я оплачивать проживание. 8 октября 1970–го Элинор поехала с нами на концерт в Брайтон. Прямо перед окончанием шоу отошли воды. Слава Богу, моя мама находилась рядом и помогала Элинор, пока мы играли на бис.

— Тебе стоит отвезти её в Лондон как можно быстрее, — сказала мама, когда я вышел со сцены. — Ребёнок вот–вот родится.

За час мы вернулись обратно в Лондон, ELP рисковали в любой момент превратиться в акушерок. Мы подъехали к дверям больницы святой Мэри Эббот (той самой больницы, где месяц назад скончался Джими Хендрикс). Когда Элинор доставили в родильное отделение, схватки вдруг прекратились. Акушерка–шотландка, объяснила, что такое иногда случается, и предложила мне посидеть где–нибудь… где угодно, пока схватки не начнутся снова. Я сдвинул два кресла и уснул около постели Элинор.

К утру шея затекла до невозможности, мне посоветовали идти домой. Они позвонят в случае чего, а если к вечеру ничего не произойдет, они искусственно начнут вызывать роды. В восемь вечера я приехал в больницу с магнитофоном с записью «Рондо». Под язык Элинор положили таблетку и… по местам!

Пока длились схватки, я массажировал ей спину и крутил кассету. «Ребёнок практически вышел», — сказал акушерка. Элинор кричала: «Господи, я этого не вынесу. Меня разорвет на части!»

— Пожалуйста, дайте болеутоляющее, — попросил я.

— Слишком поздно, всё вот–вот закончится. У неё получится. Давай, тужься, тужься!

— Держись! Осталось совсем чуть–чуть, — всхлипывал я над ухом жены.

— Аааааааааа… АААААААААА!

— Гляньте, — ответила доктор. — Вы можете увидеть головку ребёнка.

Я заглянул туда и увидел нечто, напоминающее массивную голубоватую выпуклость, как огромный геморрой между ног. Как можно вынести столь невообразимую боль?

С последним воплем наружу выполз тощий кролик, незамедлительно выдавший в воздух маленький фонтан. Слёзы выступили на глазах, я глянул вниз, и на одну короткую, но восхитительную секунду, два чистых, как небо глаза, казалось, осмысленно посмотрели на меня.

На свет появился Аарон. У меня родился сын, Аарон Оле Эмерсон.