Картины эксгибициониста

Остров Уайт планировался как событие 1970–го года. Британский Вудсток. Толпы фэнов заполнили паром, рекрутировали частные судна, вертолёты, аэропланы, — всё, что может подвергнуть маленький остров риску быть потопленным вместе с организаторами, музыкантами и публикой. Попытки крайне радикально настроенных личностей превратить фестиваль в бесплатное мероприятие, благодаря Edgar Broughton Band, в итоге лишь походило на периферийное облигато[42] к главной сцене.

Площадь за сценой кольцом окружена трейлерами, использовавшимися в качестве гримёрок. И хотя не так много артистов выходило наружу, я так и не понял, почему столько народу ходило к трейлеру Sly and the Family Stone. Выступление Джони Митчелл прерывали выкрики тех, кто считал нужным дать свободу голосу в менее вокальных средствах. EG Management намеревались поиграть мускулами перед менеджером The Who Биллом Кербишли. EG хотели, чтобы мы вышли как можно позднее. Темнота и освещение большими прожекторами придадут больший эффект нашему выступлению. Фестиваль вообще был обречен на всеобщую задержку. Я выбрал момент и объяснил Грегу, что на сцене будет установлен ножной переключатель, который ведет к пушке с его стороны, и не возражает ли он наступить на него в конце «Картинок»?

Ten Years After закончили свой сет на десять минут позднее из–за безумных оваций после удивительного десятиминутного соло Элвина Ли. Фактор десяти намертво прилепился к шоу, вероятно из–за того факта, что Англия собиралась переводить деньги в десятеричную систему. Не будет больше трёхпенсовых монет, шестипенсовиков, шиллингов, полкрон и пол–фунтовых банкнот! Если и осталось какая–то валюта, то только по вине Рики Фарра (старший брат Гэри, который всё и организовал). После всего этого я снова зауважал Рики.

Как мы ни затягивали выход, все равно пришлось начинать при дневном свете и без саунд–чека. С момента, как ELP начали играть перед огромным полем, заполненным морем тел, я почувствовал, что теряю связь. Звук, который мы производили, покидал сцену и гулял собственной жизнью. Ни обратной связи, ни определенной атмосферы в аудитории, которая производила впечатление огромного пикника. Перезвон из “Take a Pebble” казался таким же потерянным, как и ранние упражнения в “Dambusters”[43]. Играли мы на автомате, а фотографы со всей Европы облепили сцену в поисках удачного кадра. Сцена превратилась в их частный клуб, они разгуливали, где хотели, фотографировали, что хотели, а «пикник» казался размытым пятном позади.

Когда мы начали последний номер — «Картинки с выставки» — итальянский фотограф, чтобы снять меня, устроился на дуле пушки. Я глянул на Грега, возле пушки которого тоже выстроился отряд фотографов. У нас обоих были под ногами переключатели и факелы для пушек. По мере того, как мы подбирались к концу, я почти физически чувствовал, что если Рокки сделал всё правильно, большая часть европейских папарацци разлетится как обуглившееся конфетти.

«There's no end, to my life, no beginning…», (Нет конца моей жизни, нет начала…) — пел Грег, а я представлял себе конец итальянских фотографов. Обе руки заняты на клавишах с обеих сторон, поэтому я мог просигнализировать об ОПАСНОСТИ либо криком, либо отчаянным кивком головы в надежде, что кто–нибудь уловит смысл. Но мои действия лишь приняли за муки оргазмического триумфального завершения настоящей рок–звезды.

«Life is death…», — волшебно пел Грег. Я заметил краткий просвет. После бессмертного «Death is life…» я наступил на переключатель.

БУМС!

Почти двести пятьдесят килограмм кованого железа дерзко появились перед публикой, шоковая волна отбросила пару фотографов в яму. Я заметил во взгляде Грега ужас. На какой–то момент я подумал, что он струсит поджечь запал, но он сделал это…

БАБАХ!

Публика медленно встала как один и начала аплодировать. Случилось ли это от того, что они были разбужены для очередной порции «дряни» перед выходом следующей группы, я не желал знать. Я вернулся в трейлер и безучастно смотрел перед собой. Люди подходили, чтобы поздравить, но мне было всё равно. Мне не понравились ни наше выступление, ни звук. Всё, что я хотел — убраться с острова, пока остальные не решили сделать то же. На очереди были The Doors (двери), но к моменту их выхода на сцену, я запирал свои у себя в квартире. The Who начали играть только в три утра.

Реакция на дебют ELP получилась смешанной. Джеффри Кэннон из Guardian писал: