Картины. Описание статуй

(1) Думаю я, что этот тяжелый подвиг благородный Геракл совершил не по чьему-либо велению, и нельзя сказать, чтоб Эврисфей затруднил его этой работой, но он добровольно идет совершить этот подвиг, поставив над собою как владыку свою лишь доблесть. Ведь из-за чего же другого идет он против такого ужасного морского чудовища? (2) Ты видишь, какие глаза у него страшные, круглые; они вращаются как гончарное колесо, и страшно смотрят они в даль; кожа над его бровями колючая, как заросль аканта, и страшно собирается над его глазами, для того чтобы остро выступающая пасть его могла показывать три ряда острых зубов, из которых одни крючковаты и загнуты, чтобы удерживать схваченную им добычу, другие заостренны, как копья, далеко выдаются вперед. Какая огромная голова появляется из воды на его изогнутой мокрой шее! (3) Если рассказать об его огромных размерах в немногих словах, то вызовешь, пожалуй, лишь недоверие, но видя его на этой картине, поверит и тот, у кого есть какие угодно сомнения.

Тело чудовища извивается кольцами не один раз, а во многих местах; те части, которые скрыты водою, точно нельзя рассмотреть из-за морской глубины, а другие, которые выдаются над водою, непривычный к морю человек мог бы счесть за островки. (4) Мы застали чудовище, когда оно лежало спокойно; теперь же, двигая кольцами своего туловища, в страшнейшем волнении оно поднимает огромные волны с ужасным шумом, хотя само море спокойно. И пучина, разделившись надвое, при его стремительном ходе, частью перекатывается волной через его тело, выдающееся из воды, обливая его водою и снизу покрывая белою пеной, частью же бьется прибоем о берег; конец же его хвоста, высоко извиваясь над морем, похож на корабельные паруса, когда лучи солнца их освещают, окрашивая различными оттенками света и тени. (5) Но все это не пугает «богопоподобного мужа». Львиная шкура с дубиной лежит у него в ногах, чтобы пустить в дело, если в них будет нужда. Сам он стоит на возвышенном месте, обнаженный, выставив вперед левую ногу, чтобы она была точкой опоры всему телу, если придется ему, ускоряя движение, быстро переменить свою позу. Левый бок и левую руку он выставил вперед для того, чтобы он мог натянуть лук, а правую часть тела он отставил назад, так как правой рукой натянул тетиву до самой груди. (6) Причины всего этого, мальчик, нам нечего долго искать: вот прикована к скале девушка; она предназначена на пожранье чудовищу. Назовем ее Гесионой, дочерью Лаомедонта. А где же он сам? Мне кажется, – внутри стен города, наблюдая за тем, что здесь происходит. (7) Видишь, как окружающие город стены и зубцы укреплений наполнены людьми; все они стоят, поднявши к небу руки с мольбою, быть может пораженные ужасным страхом, как бы чудовище не напало на самую стену, так как оно готово -выйти на сушу. (8) Описать красоту девушки во всей точности не позволяет данный момент: страх за свою жизнь, и борьба чувств, между надеждой и отчаянием, при той сцене, которую она видит, заставляет побледнеть ее цветущую красоту; тем не менее зрители и из того, что перед нами, могут судить о ее совершенстве.

14. Софокл [216]

(1) Что медлишь ты, о божественный Софокл, принять дары Мельпомены?[217] Что стоишь, опустивши в землю глаза? Я лично, по крайней мере, не могу сказать, собираешься ли ты со своими глубокими мыслями или стоишь ты так потому, что глубоко проникнут к богине почтением. Но дерзай, благодатный, прими дары, что тебе предлагают! «Не презренны дары от бессмертных богов» – это ты знаешь и сам, и сам ты это слыхал от одного из любимых жрецов Каллиопы. (2) Видишь, и пчелы летают здесь над тобой, сладко жужжат они, как будто поют какую-то божественную песню; они изливают на тебя таинственные капли своей медоносной росы; ею больше, чем у кого другого, будет пропитано все твое поэтическое творчество. Ведь вскоре тебя назовут[218] «сотом медвяным муз благодатных», и так называя будут предупреждать, чтобы боялись, как бы, незаметно из уст твоих вылетев, пчела не ужалила, если кто не примет мер осторожности. (3) Ты видишь, как сама богиня глубоко вкладывает в тебя возвышенность речи и высокие мысли своей души и с благосклонной улыбкой отмеряет тебе эти дары. А тот, кто стоит рядом, я думаю, это Асклепий, он побуждает тебя написать хвалебную песню и сам, «славный своей прозорливостью», не считает для себя недостойным услыхать от тебя хвалу. Его взгляд, обращенный к тебе, исполнен приветливости и позволяет нам догадаться, что вскоре вы станете очень близкими друзьями.[219]

15. Гиацинт [220]