Картины. Описание статуй

Если ты смотришь ему в лицо, оно покоряет все твои чувства; в своем облике оно обладает красотой незаимствованной, неподложной, целомудренно-ласковым взором глядит оно на тебя и сияет в нем «несказанная глубина величавости», сочетаясь со скромностью. (3) Кольца кудрей исполнены прелестью; одни из них свободно рассыпаны в пышно-цветущей красе по плечам, другие же спереди, спускаясь к бровям, густо вьются у глаз. Как будто питаясь из источника жизни, эти волосы сплетаются вместе в изгибы кудрей, не потому, чтобы материя подчинялась охотно законам искусства, но как будто сознавая, что она собой выражает бога и что он должен над нею господствовать. И хотя, как обычно бывает, все то, что рождается, так же и гибнет, образ этой статуи, заключающей в себе сущность здоровья, цветет, исполненный неувядающей красоты. Этот дар речей – необычных и рожденных. благодарной памятью – мы приносим тебе, о Пэан,[250] бог-целитель. Думаю, ты нам это велишь. Готов я воспеть тебе и хвалебную песнь, если бы только ты дал нам здоровье.

11. Статуя юноши [251]

(1) Видел ли ты на акрополе статую юноши, которую там поставил Пракситель, или своим рассказам я должен поставить перед твоими глазами это творение искусства? Это был мальчик юный и нежный; искусство сумело сделать самую медь настолько мягкой, чтобы передать его нежность и юность. Исполнен он был красотой и желаньем, являя собою расцвет юного возраста. Все можно было тут видеть в соответствии с мудрым замыслом художника: он был нежен, хотя медь не имеет мягкой упругости; во всем этом медь нарушала пределы, природою ей предназначенные, перевоплощаясь в истинный облик юноши. (2) Не обладая дыханием, она проявляла способность дышать; то чем не владела материя и что не было свойственно ей, – возможность того дало ей искусство. Оно сообщило румянец щекам, хотя невозможным казалось, чтобы медью мог быть создан румянец. Цветом юности блистал его образ и кудри волос спускались на брови его. Но увенчавши повязкой главную массу волос и с глаз удалив их диадемою, художник оставил свободным лоб от кудрей. Когда мы по частям разбирали это творенье художника и то искусство, которое в нем заключается, мы, восхищенные, стояли перед ним, совершенно лишившись дара слова. (3) Медь давала возможность нам видеть роскошное тело, полное блеска; сумела она примениться к изображенью волос, частью завившись кольцами частых кудрей, частью же, когда волосам хотелось широко рассыпаться по его спине, ложилась широкой волною, и если статуе этой надо было явиться изогнутой, медь позволяла передать и этот изгиб; когда же нужно было представить части тела в большом напряжении, она вместе с ними являлась нам напряженной. Глаза его были исполнены страсти, но вместе с тем казались скромно-стыдливыми, хотя и полными любовной ласки. Медь нам умела передать все эти чары любви. Когда же эта статуя юноши хотела казаться более вольной, являя образ распущенности, медь выполняла послушно и эту волю художника, и хоть был неподвижен наш юноша, он мог показаться тебе, что движется и готовится к пляске.

12. Кентавр [252]

(1) Входя в величавый огромный храм, который содержал в себе чудесные вещи, в преддверии храма я вижу Кентавра, который был здесь поставлен. Это не человек, а какая-то, по выражению Гомера,[253] «покрытая лесом вершина горы». Был человеком этот кентавр до пояса, а дальше «кончался он телом коня, имея четыре ноги». (2) Природа, разделив пополам человека и лошадь, соединила их в одном теле; одни из их членов она разделила, сочетавши другие друг с другом в художественной гармонии. Все то человеческое, что от пояса шло до конца его ног, она устранила; равно и из тела коня все то, что находилось сверху до пояса, она удалила, и то что осталось, она соединила с человеческим ликом, так чтобы тело коня не имело своей головы и плеч – этой мощи спины – и всего того, что от плеч идет вниз, человек же в нем от пояса до конца ног был бы лишен своего основания. (3) При таком строении тела ты мог бы увидеть и буйный нрав его, внешне выраженный статуей, и дикость в теле его; в его лице со всей силой проявляются черты звероподобия; камень прекрасно сумел передать все оттенки его волосатости и все, что стремится изобразить его подлинный облик.

13. Медея [254]